– Пора, красавица, проснись!
Открой сомкнуты негой взоры
Навстречу северной Авроре!
И напомнил, что очень скоро – замена. И, как следствие, встреча с родной северной Авророй.
– Филиппов! Рация работает? Или батареи «сдохли»? – обратился ко мне старший лейтенант Самойлов.
– Скоро «сдохнет»! Но хватит до нашей замены. – пояснил я, включая рацию.
– Сообщи, у нас всё нормально. Рацию отключаем, батареи почти «сдохли»! Включимся только в самом крайнем случае.
Посмотрев на часы, старлей добавил:
– А чего может случиться? Через пару часов – замена!
Однако судьба наша уже висела на волоске!
Прямо посреди нашего походного бивуака разорвалась одна граната, затем – другая! Над головами засвистели пули.
Били очень точно, сверху, сразу с двух сторон.
Огненные нити пулемётных трассёров мгновенно пришили к снежному покрывалу сразу десяток бойцов. Они не успели дотянуться до автоматов, стоящих в пирамидах.
А добивали спецназовцев гранаты, рвущиеся рядом.
«Вот она, расслабуха! И цена за неё!» – мелькнула скорбная мысль, когда я наблюдал, как пулемётная очередь прошивает мою радиостанцию. Парочка метров до неё, а уже поздно! И автомат мой – там же, в пирамиде!
Мы лежали около дерева, высматривая нападающих.
Заметив чёрные фигуры, я бросил гранату, затем – вторую.
И – всё, я – безоружен! Бери меня тёпленьким!
Боевики приближались быстро, но осторожно, чтобы не попасть под огонь выживших спецназовцев.
«Ага! Пулемёт работает! Живы наши! Второй работает!» – радостно думал я, слыша пулемётные злые очереди.
Рядом, у ствола берёзы, отстреливался из пистолета Стечкина наш командир, Самойлов.
– Русский Ванька, сдавайся! – услышали мы гортанный злобный крик. – Ванька! Сдавайся!
Пулемётчик, лежащий невдалеке от нас, не выдержал и встал во весь рост. Направив ствол в сторону врага, он крикнул:
– Сдавайся? Щас покажу, сдавайся!
И тут же рухнул, как подкошенный. Пулемётная вражеская очередь прошила его насквозь.
Сразу же рядом с нами рванула граната.
– Нога! – крикнул я, почувствовав резкую боль.
– Ранило? – выкрикнул мой друг, Витёк, лежащий совсем рядом. – И меня ранило! Ничё, продержимся!
Хотел он ещё что-то добавить. Но разрыв гранаты заглушил его голос. В руку мою впились злые осколки.
– Витёк, живой? – крикнул я, пытаясь сделать себе перевязку.
А в ответ – тишина!
Быстро оглянулся.
Друг корчился на снегу, хрипел, обливаясь кровью.
«Ранение в горло!» – сообразил я.
И тут – разрыв гранаты. Прямо перед носом!
Кровь хлынула, как из брандспойта. Пытаясь заткнуть рану, я уткнулся лицом в рукав бушлата. И на мгновенье потерял сознание.
Когда очнулся, почувствовал сильнейшую слабость и полнейшее безразличие к своей судьбе.
Бой стих. Вместо автоматных очередей слышалась речь на ломаном русском.
Невдалеке детский голос радостно сообщил:
– «Стечкин»! Автоматический! Я нашёл!
– Стреляй! Добивай солдат! – ответили ему грубо.
И тут же послышались частые хлопки пистолетных выстрелов.
Открыл я слипшийся от крови глаз. Вижу – сапог рядом с моей окровавленной головой.
«Всё! Пристрелит!» – понял я, закрывая глаз.
Выстрел, ещё один!
Хрипы, слышные неподалёку, прекратились.
«Витька убили!» – пришла грустная догадка. – Сейчас моя очередь!»
Однако боевик почему-то медлил.
Видимо, он отвлёкся на Витька, когда я открывал глаз. А сейчас, глядя на моё окровавленное лицо, посчитал меня мёртвым.
Хмыкнув, боевик приподнял мою руку и снял часы:
