– Дешёвка!
В моё ухо впились грубые пальцы и приподняли голову.
«Щас ухо отрежет!» – понял я. – Как бы выдержать, не крикнуть! Если поймёт, что я живой, сразу застрелит!
Приготовился я к мучительной смерти.
Но услышал брезгливое:
– Цепочки нет! Нищий!
Спас меня православный крестик, подаренный мамой, спас!
Именно она убедила меня, что никакой цепочки, ни серебряной, ни тем паче золотой, не надо! Обычная нить, и всё!
Спасает ведь не золото, а крест!
Голова моя, отпущенная чёрными пальцами, шлёпнулась на снег.
Боевик сделал пару шагов в сторону. Сразу – выстрелы из «Стечкина».
Похоже, добили командира нашего, Самойлова!
Затем – опять одиночные выстрелы. И – гранатный разрыв.
Бой длился недолго, не более получаса. Добивали и собирали оружие минут пятнадцать. И всё смолкло.
Но посмотреть и тем более встать я не мог. Сил вообще не было. Голова кружилась, как будто я катался на карусели. Тошнило сильно.
Так и лежал пару часов, пока не пришло подкрепление.
Мой тихий стон сразу привлёк внимание:
– Второй живой! Один контужен, внизу лежит.
Сообразив, что это наши, я заорал благим матом, почувствовав страшную боль.
– Промедол ему, быстро! – услышал я приказ.
– Сколько погибло? – через силу спросил я санинструктора, делавшего перевязку.
– Из 35 человек выжило только двое! – вздохнул он. – Тебе повезло! Нос срезало осколком, кровищи натекло. Вот и приняли тебя за убитого!
Теряя сознание после двойной дозы обезболивающего, я успел прошептать:
– Мама! Твоя нить от крестика меня спасла!
глава 3
Вызывай огонь на себя!
Слушая раненого и чудом оставшегося в живых спецназовца, я вспоминал рассказ моего деда-фронтовика.
Вот этот рассказ:
Февраль 1943 года выдался на заснеженном Доне страшно холодным. Злая вьюга заметала и заметала наши траншеи, отрытые на левом, низинном берегу великой реки.
На обрывах противоположной стороны виднелись домишки Ростова-на-Дону.
Фашисты прекрасно подготовились к нашему штурму.
Внизу, под самым обрывом – линии немецких траншей. В толстый лёд реки вмонтированы пехотные мины и всякие хитрые приспособы.
– Внимательно смотри, ротный! – указывал на приспособы комбат майор Мишин, стоя в траншее с биноклем в руках. – Запоминай! Ночью твоя рота на штурм пойдёт.
В предвечерних студёных зимних сумерках чётко просматривались линии траншей фашистов, сизый дымок костра.
«Странно!» – думал я, протирая стёкла бинокля. – «Поговаривали ведь, что штурм начнётся в конце феврале. Войск-то пока маловато у нас. Колонна техники только вчера прибыла. Солдаты не успели блиндажи сработать. Одни только траншеи. Лишь демаскируют наше расположение своими кострами да дымом полевых кухонь».
– Сегодня ведь 7 февраля! – опустил я бинокль. – Слух был, в конце месяца начинаем!
– Слухи-слухи! Одна бабка сказала! – незлобно проворчал комбат. – Ты давай внимательно смотри, где на льду мины установлены. Чтоб в темноте не нарваться!
– А что, сапёры не пойдут снимать?
– Они на правом фланге все. Не успеют! – отрезал майор. – Твой выход – в час тридцать. Понял? Маскхалаты не надевать!
– Как не надевать? На белом снегу будем как в тире! Враз расстреляют!
– Не брать маскхалаты! Это приказ! У вас – особая задача. Слева – справа пойдут другие подразделения. Вы пойдёте в лоб. Понял? Главное – побольше шума. Орать и стрелять. Патронов не жалеть!
– Без артподготовки? – удивился я.
– Будет тебе артподготовка. Но небольшая. Подавят немцев, засевших в траншее под обрывом. Чтоб легче брать тебе было.
