В школе был свой ад, там его поджидали одноклассники. Почему они выбрали именно его? Чем он был хуже их? Учился он не хуже других, но лучше многих из тех, кто не давал ему жить спокойно. Он старался держаться подальше от своих сверстников, не принимал участия в их, порой страшных развлечениях, ни в играх «ты за кого дружишь?». Он много читал, ходил к гаражам кормить котов и птиц. Очевидно это и задевало его одноклассников. «Ты что, особенный?» говорили они ему. Людям вообще не нравится, когда кто-то отличается от них. Раз ты не такой и один против всех, то держись! И он держался, а они травили его изощренно, с энтузиазмом. Казалось, делали они это соревнуясь друг с другом в собственном изуверстве. И девочки, эти маленькие женщины, которые тоже издевались над ним, были чаще изобретательней пацанов.
Они портили его вещи, пинали портфель, топтали тетради, ставили подножки и когда он падал, пинали ногами, подзадоривая друг дружку. Особенным кайфом было поймать его на задворках у гаражей, где он кормил бродящих кошек и птиц. Окружали его, как зверька и гнали с гиканьем и улюлюканьем. Он бежал и просил своего, одному ему известного Бога, чтобы они только не трогали котов. Однажды они догнали его и сильно избили. Старенькие очки со сломанной дужкой слетели с носа и упали на траву. Заводила поднял их, плюнул в стекла, размазал, а потом снова нацепил их ему на нос. Такая охота повторялась раз от раза.
Поначалу он кричал, плакал и звал на помощь тонким писклявым голоском. Но если кто и вступился за него однажды, это случайный прохожий, который не знал его и просто шел мимо. Он разогнал эту зондер-команду, когда они уже отправились избивать палками вышедших на кормежку котов. Другие взрослые не вмешивались. Все они знали его мать, презирали ее, а вместе с ней и его. Если спросить их:
Почему вы не пожалели этого подростка? этот вопрос вызвал бы у многих удивление. Такое окружение проживало на той рабочей окраине. Бьют? Поделом, так считали они. Однажды его обвинили в том, что это он начал драку и избил сверстника. И все потому что мать того мальчишки председательствовала в родительском комитете. Она пришла в школу и нажаловалась директору, а его мать никогда не ходила в школу и заступиться за него было некому.
Учительница тогда отвернулась с плохо скрываемым отвращением, увидев, как он кулаком размазывал по лицу кровавые слезы вперемежку с соплями. А мать дома отругала за форму, испачканную кровью, с раздражением сказав: «Ну и кто теперь должен это отстирывать?»
Она налила в таз воды, сунула ему кусок мыла: «Давай сам», и ушла. Слезы капали в таз с мыльной кровавой пеной, сбитые кулаки щипал едкий раствор, отстирывалось тяжело, потому что кровь уже успела засохнуть и въелась в форменные штаны, его худенькие плечи сотрясались в беззвучных и беспомощных рыданиях.
Однажды он снова пришел покормить котов и увидел старого матерого кота, очень напоминавшего ему его кота Мишку. Мертвый кот висел на старой яблоне с уродливыми крючковатыми ветвями, под ним догорал костер, в котором лежал кусок резины. Он еще тлел, распространяя вокруг удушливую вонь.
Тельце кота сильно обгорело и скрючилось от жара, на мордочке застыли крупные слезы.
Вместе со звериным криком слезы хлынули из подростка было наружу, но застряли на полпути. А крик прорвался клокочущими хрипами и вылился рвотой… Сердце его заходилось в жутком бое, кулаки сжались так, что ногти впились в ладони и из-под них пошла кровь. Он разгрыз узел на кошачьей шее зубами, снял кота и стал руками копать ямку. Его ногти поломались, пальцы покрылись ссадинами, но он не чувствовал этой боли. Боль была другой. Она заполнила все его существо до краев, готовая расплескаться. Весь мир вокруг него содрогнулся от этой боли, когда она полилась через край. Ее было столько, что он окаменел от той боли. Он сам стал этой болью, потому что в нем, кроме нее, живого больше ничего уже не осталось.
