Стражи Арктиды - страница 64
Бред какой-то. Нужно помочь бате, но как? Над головой отвесная стена, впереди ощерившееся железо, сзади чудом пройденные глыбы. И темень, ночь. Сник Крепыш, распластался на комьях глины. Его трясло, но не от холода, вдруг начало колотить от удушья. От кашля и напряжения зазвенело в голове, все тело закололо иголочками, он провалился в пропасть, хотя до последней секунды помнил, что никакой пропасти рядом нет. Где-то в горах тучи излили свою злобу, поредели, и теперь ненужная луна освещала застывшее в недоумении, перемазанное кровью и грязью лицо, с широко раскрытым ртом, со вздрагивающими от напряжения губами. Время от времени хриплый вдох-выдох вырывался из крепкой, не по-мальчишечки мускулистой груди.
Подростка обволакивал, как бы впитывал в себя черный сгусток с рваными краями, который своей чернотой выделялся даже среди темени ночи. Через минуту иноматериальный сгусток стал оформляться в обыкновенного голого чешуйчатого мужика неопределенного возраста с горящими глазищами, который возбужденно начал лизать кровь, которая сочилась из многочисленных ран Крепыша. Мужичок исступленно приговаривал: «Получи мое эйцехоре, о мой экстаз! Светлая кровушка…» Маньяк обхватил кулаком свой огромный фаллос, рыча, перевернул бездыханное тело…
Но не вышло. В вышине соединились воедино три ярких шара, и беззвучный Свет ударил Янга. Нанас начал плавиться, распадаться на чешуйки, черный вихрь устремился в небо, но метнувшаяся метеором вспышка света разметала и этот вихрь.
Около паренька материализовалась Дива, притронулась к его вискам, но светлая волна частично прошла по телу Крепыша.
– Успел, урод! – произнесла она. – Батю ты спасешь, а вот сам… Жаль, милый, к тебе прикоснулся Ад. А мы так старались, дали тебе силу и ум, доброго отца и мать. Наг своего двойника возродит. – И исчезла.
(Карамышев, беда! Наг мимоходом, через своего двойника затемнил Алка.)
Через некоторое время Крепыш пришел в себя, испугался изнуряющей слабости и звучащего в мозгу шепотка: «Хи-хи, мне – твоя кровушка, тебе – моя весточка».
Услышал назойливый собачий лай прямо над ним. Опавшие листья, комья земли летят на голову. Приподнялся на локте, собаки в ответ залились визгливым галдежом. Стал дразнить собак, подбрасывая наверх комья глины.
– Заливайтесь, – прошептал, – кому-нибудь надоест… А у меня батя умирает…
Так продолжалось минут двадцать. Собаки охрипли, часть из них спустились за свалкой, но завал острых строительных отходов не преодолели, иначе загрызли бы.
И тут раздался голос:
– Чего вы взбеленились? Кто тут собак булгачит?
– Это вы, дядя Федя? – узнал рабочего. – Помогите выбраться… Батя не приплыл.
А батя, отдышавшись, словно вернувшись из небытия, силился одной рукой сбросить шлем, чтобы легче было дышать. Приступ стенокардии поразил сердце, левую руку и часть спины. Я приплыву! – стянул, освободил горло, задышал облегченно.
На воде оказалось легче, чем на берегу. Тело невесомое, тихо греб ластами и без особых приключений добрался до стоянки. Позвал Крепыша, но около рюкзака только яростно дрались между собой крысы. Перевалился через небольшой прибрежный камень, ударился рукой и потерял сознание от резкой боли в сердце.
А Крепыша решили вести на погранпост, но вначале позвонили домой. Примчалась машина, и на погранпост вбежала мама. Нет, не мама, а сын закатил истерику. В машину садиться наотрез отказался.