Судьба энтомолога. Воспоминания о Евгении Михайловиче Степанове - страница 11

Демобилизовавшись из армии, Е.М. занимался восстановлением и совершенствованием работы Грузбиолаборатории. Он начал широкие обследования насаждений субтропических культур с целью выявления и изучения паразитических и хищных насекомых. Много внимания уделял знакомству со всей природой Аджарии.

Еще до войны он подружился с С.Г. Гинкулом – сотрудником основателя знаменитого Батумского ботанического сада профессора А.Н. Краснова (брата генерала Краснова), умершего еще до революции.

Е.М. знал Батумский ботанический сад блестяще. Он знал о растениях, даже о редких видах, очень много и вполне мог водить по нему экскурсии как ботаник. Дружил он также с одним очень старым грузином, большим знатоком роз – человеком, работавшим в городском цветочном (садовом) питомнике. Этот старик, очень интересный человек, был садовником еще у самого Краснова. Е.М. меня с ним познакомил.

Период с 1947 по 1950 г. в жизни Е.М. мне мало известен.

Квартиры в Батуми он не получил и вынужден был снимать маленькую трехкомнатную квартирку в центре города, на улице Церетели, недалеко от улицы Сталина и Аджарского драматического театра. Квартирка эта находилась в типичном аджарском городском дворике, без водопровода, водяного отопления, газа. В ней было темно, сыро и всегда прохладно, а начиная с сентября – просто холодно. Топить приходилось дровами, водяная колонка и туалет находились во дворе. К тому же в Батуми зимой как-то редко отапливали жилье. Грузины привыкли греть руки и ноги у «мангала» – жаровни с углями. Такой «мангал» накрывали одеялом и, собравшись вечером всей семьей, грели руки и ноги, засунув их под одеяло.

Жилось Е.М. в те времена несладко. Заработной платы как директор Грузбиолаборатории он получал не более 800 рублей («старыми» деньгами). Этого было мало. (Я на 4-м курсе Тимирязевской академии получал стипендию 280 рублей!). А семья у Е.М. увеличилась. Помимо дочери Наташи в их семье появилась очень хорошая девочка, которую они удочерили. Я ее хорошо помню, ее звали Татьяна. Галина Михайловна Кунинская (жена Е.М.) работала в Аджарской карантинной инспекции.

В магазинах Батуми был хлеб, сахар и еще какие-то мелочи, все остальное приходилось покупать на базаре, и притом недешево. Много было хорошего сухого вина (на бутылках ординарных, но при этом хороших сухих вин стояли не названия, а номера), но Е.М. не мог себе его позволить. Правда, фрукты и некоторые овощи на участке Грузбиолаборатории были свои.

По утрам, просыпаясь рано, он иногда рассматривал что-то в микроскоп, иногда рисовал – либо детали тела насекомых с рисовальным аппаратом, либо какие-то картины акварелью; рисовал он хорошо.

В обеденный перерыв сотрудники Грузбиолаборатории садились поесть за деревянный стол под развесистым инжиром. Грузинские дамы доставали какие-то бутерброды и зелень, а у Е.М. с собой никогда ничего не было. Дамы начинали угощать Е.М., он долго отказывался, затем соглашался, говоря: «По слабости характера не откажусь!» И брал маленький кусочек бутерброда, съедая его не торопясь и с наслаждением, которое было, на первый взгляд, совсем не заметно. Чай в Аджарии обычно не пьют, а пьют очень крепкий турецкий кофе. Если ему предлагали маленькую чашечку кофе, то он с наслаждением выпивал, не торопясь, крепкий густой сладкий напиток.

Е.М. был очень худ. Тем не менее, физически он был крепок. Он никогда не жаловался на скудное питание и обычно был весел. Рюмочку водки любил выпить, но изредка, говоря при этом на английский манер: «Уипьем уодки». Но ограничивался только одной рюмкой, предварительно приготовив для себя небольшой «бутерброд» (чаще всего кусочек хлеба с килькой, иногда со «шпротиной»). Такой бутерброд он называл словом «пыж». (Я этого слова не слышал ни раньше, ни позже). За праздничным столом, в гостях, он мог выпить довольно много сухого грузинского вина.