Сухоцветы - страница 19



– Сильный пожар на окраине города унес жизнь молодой школьницы. По предварительным данным возгорание произошло по неосторожности жильцов. Ведется разбирательство.

Женя поморщилась от кадров по телевизору и потянулась к пульту, чтобы самой поскорее выключить телевизор. На то, что бы достать пульт с тумбочки, ушли почти все силы, и Женя откинулась обратно на кровать. Она тяжело вздохнула, нажала на красную кнопку, и палата снова окунулась в вязкую тишину. Жени посмотрела на свои ноги и снова начала злится на эти бесполезные отростки, которые теперь не имели абсолютно никакого смысла. Даже если реабилитация пройдет удачно, то теперь ей всю жизнь придется быть поломанной, неполноценной и разбитой Женей-куколкой. Ее уберут на дальнюю полку, словно треснутый фарфор, а потом через пару лет отыщут при генеральной уборке и выкинут на мусорку.

– Привет, баб, – сказала Женя тихо и хрипло в трубку телефона.

Она услышала радостные причитания и кучу вопросов разом, которые вывалила на нее бабушка. Она говорила так много, так радостно, что Женя невольно рассмеялась впервые за пару дней. Ей было весело слушать ойканьте и айканьте бабушки. То у нее молоко убегает, то тесто из таза вывалилось, то кошка на стол залезла и рыбу всю искусала, которую бабушка на разморозку достала. Бабушка все рассказывала, не умолкала, а Женя и рада была слушать. Потом она начала спрашивать у Женечки, что бы ей такого приготовить, когда ее выпишут и она домой вернется. Женя хотела уже вздохнуть, сказать, что все это пустые разговоры и выпишут ее не скоро. Но бабушка осекла, сказала, что это все неважно и самое главное, что выпишут, а Женькина забота лишь в том, чтобы сказать бабушке про любимую еду, которую она захочет поесть дома. Женя не смогла ей ответить, лишь кивала, глотая слезы. Прижимала трубку ближе к уху, плакала и молчала, чтобы бабушка не услышала, как голос дрожит. Хоть бабушка все и поняла, но виду не подала. Знала она, что Женька у нее гордая. Знала, что Женя боец и не потерпит, чтобы кто-то про ее слезы знал.

***

Когда ее наконец-то выписали, она тихими шажками зашла в свою комнату. Медали со стен теперь надсмехались над ней, а награды хотелось вывалить в окно, как груду мусора. Но сил хватило лишь, чтобы плюхнуться на кровать и смотреть в потолок, будто бы она и не уезжала из больницы. Бабушка в тот год к ним переехала. Забрала с собой злую кошку и спала на диване в гостиной. Родители продолжали работать без выходных, чтобы реабилитацию оплатить, а бабушка за Женей ухаживала. Совсем как за маленькой. Будто Жене снова три, и ей в комнату приносят кашу, чтобы упросить хоть что-то съесть, за руку отводят в туалет, потому что сама она больше ничего не может. И больше ничего не хочет. Женя тогда сама злая стала, как бабушкина кошка. Кричала без причин, плакала много и капризничала просто так. Женя помнит, как днем к ней кошка под бок прижалась. Впервые за всю свою жизнь пришла и уткнулась мордочкой в руку. Почувствовала, может, родную душу. Женя тогда снова расплакалась. Не трогала кошку, не прогоняла, а просто лежала рядом и тихо плакала. Даже злая, пугливая кошка, с которой у Жени с первого дня не задалось, пришла пожалеть ее. Такую маленькую и беззащитную дуру, что в восемнадцать лет осталась без всего. Жене не хотелось, чтобы ее так жалели всю жизнь за то, что она теперь поломанная игрушка. С утра Женя убрала костыли в дальний угол. Будет хромать, ходить медленно, как бабушка, но своими двумя. Переломит себя, но сама. Стала больше ходить и меньше запираться в комнате, а через неделю уже помогала бабушке прибираться в квартире. Родители тогда решили, что Женечка наконец-то оправилась, пришла в себя. С Женечкой все хорошо. Но хорошо не было. До самой поездки Женя запиралась подолгу в ванной, чтобы поплакать на день вперед, смотрела на свои кривые ноги и боялась выходить из дома. А потом мама нашла Ахиллею и предложила Жене съездить туда.