– Расскажи мне историю, Келси. Какую-нибудь из твоих волшебных историй.
– Ой, Ба. Я так давно не сочиняла для тебя историй.
– Что? – Она опускает голову на подушку. – Нет, не давно! Помнишь историю о фиолетовом тигре в крапинку?
– Я помню.
Бабушка часто моргает и закрывает глаза.
– Все же сбылось, ты знаешь. Я не хотела тебе рассказывать, но однажды я увидела фиолетового тигра в городском зоопарке.
– Правда, что ли?
С ней всегда так было, еще задолго до того, как реальность поблекла для нее. Я рассказывала истории, а Ба пересказывала мне их с большим размахом и воображением, отчего они становились все более и более странными. Она – актриса, поэтесса и стареющая хиппи – никогда не довольствовалась прагматичным взглядом на вещи. Под ее именем изданы три книги стихотворений, которые, конечно, принесли немного денег и еще меньше славы, но зато уважались ее друзьями-литераторами.
– Истории имеют силу, ты знаешь, Келси. Может, тебе нужно вдохновение. Для этого и существует сад.
Я хлопаю глазами и наклоняю голову.
– Сад – тут? В «АдвантаМед»?
В прошлом месяце я прогулялась по бетонным дорожкам между несколькими клумбами, на которых не осталось ничего, кроме пожухших за зиму стебельков очитков и почерневших гераней. Не могу вообразить, что неухоженные клумбы, даже в цвету – хорошая пища для вдохновения.
– Или ты про крышу?
Летом я держу пару горшочков петуний и бархатцев на крыше книжного, рядом с шатающимся раскладным креслом. Жалкие подачки для моей любви к растениям – все, на что у меня хватает времени. Разве это можно назвать садом.
За моей спиной под окном ветряной обогреватель выдыхает первый затхлый воздух и начинает мерно дышать мне в шею теплом.
Ба поднимает голову, но не отвечает – ее отвлек скрип колес в коридоре.
– Ужин едет, да, Ба? Что сегодня в меню?
– Ха! Я знаю не больше твоего.
Наша шутка, хоть и грустная: никогда нельзя различить, что за еда на подносе. Я много раз жаловалась в разной степени ярости, но никакого результата. Повара работают за десятерых, а получают копейки, поэтому не слишком боятся оскорбить своей стряпней нежные вкусы посетителей.
– Не переживай, я кое-что принесла.
Уголки губ приподнимаются.
– Молодец.
Поднос, полный привычной еды, пахнет старыми консервными банками. Я разрезаю неопознанное мясо на кусочки, распределяю по тарелке высохшие горошины, кладу холодное масло в бледную картошку, затем отстраняюсь и жду, пока Ба поест.
Она недовольно морщится, но продолжает есть.
– Когда там выходит твоя книга? – спрашивает она между делом.
Я стараюсь улыбаться.
– Боюсь, у меня никакая книга не выходит, Ба.
– Конечно, выходит. Та, про магазин.
Несмотря на мои усилия, в голове всплывает обложка дурацкого бестселлера. Его сюжет похож на роман, который я написала давным-давно, – осмеянный моим литературным кружком, похороненный в ящике стола. Ни к чему повторять мучения.
– Не-а, боюсь, она не готова к публикации. Может быть, однажды. – Я с усилием произношу пустые обещания, улыбаясь.
Ба медлит, держа вилку с горошком на полпути ко рту:
– Знаю, тебе тяжело, Келси, но никто не может помешать тебе рассказать свою историю. Кроме тебя самой.
Кажется, она всегда будет мои наставником.
Я решаю не спорить о том, что меня останавливает: долг и вина, нехватка таланта и времени, не поддающаяся описанию уязвимость.
– Наверное, ты права. Но сейчас самое главное для меня – магазин.
