Читать онлайн Сергей Большаков - Сумеренник – цветок болотный

После монгольского нашествия их деревня с трудом возвращалась к жизни. Не приживался народ в этой, соседствующей с бескрайними и таинственными болотами, местности. Деревня иногда заметно расстраивалась, занимала весь невысокий взгорок, становилась, можно сказать, большой, но затем следовало угасание, и она практически вымирала. А тут ещё с барином не повезло. Показалось ему, что для болотной земли переизбыток народа в Соснове. Решил – и отселил лишних во вновь образованную, выгодно расположенную на Белозёрском тракте деревню Лентьево.

Название Лентьево получило из-за земли, протянувшейся лентой вдоль важной дорожной магистрали. По мысли барина, Лентьево требовало развития, в отличие от бесперспективного Соснова. Так, к середине XIX века в деревне жили всего три мужика и две приближающиеся к старости сестры-бобылихи. Если старушки вели закрытую, почти отшельниченскую жизнь, безвылазно сидя в своих избушках, стоявших наискосок друг от друга на разных посадах, то мужики, напротив, старались кучковаться, хоть и жили на приличном, по деревенским меркам, удалении.

Каждый день, примерно в одно и то же послеобеденное время, двое из них поднимались с приситского конца к дому самого возрастного из жителей деревни – Панкрата Чугуна. Поднимались друг за другом. Сначала шёл более молодой, но тоже уже записавшийся в старики, суховатого вида, вечно хворающий Демьян Глаз, получивший своё прозвание то ли за то, что ещё в молодости лишился глаза, то ли потому, что привык обходиться с той поры одним. Следом за Глазом степенной походкой деревенского учёного-философа следовал самый молодой из троицы, не вышедший ещё из возраста парней, непроходящий холостяк, смуглый кожей и чернявый волосами Дмитрий Селезень, прозванный так бог знает за какие проказы, кажется, приписываемые ещё его деду. Дмитрий был вполне разумным парнем, проучился пару лет в церковно-приходской школе в Божонке, но путь в науку не продолжил, видимо, что-то не заладилось. Однако в деревне все равно считали Селезеня не только самым молодым, но и самым образованным жителем. Даже Чугун постоянно советовался с парнем по большим и малым делам, а тот, уважая старость, делился с Панкратом Макаровичем своими познаниями во всём, даже в том, в чём сам не очень разбирался, но было важно «держать марку». И Митька держал её. Он вообще был парень последовательный и обязательный. Вся жизнь его строилась согласно расписанию, которое он сам себе устанавливал. Его старшие односельчане знали, что по воскресеньям Селезень с восходом солнца отправляется в церковь в Божонку, где после службы обязательно общается с батюшкой. О чём велись между ними разговоры, никто не знал. Даже не в меру общительный священник, не очень тщательно хранивший тайну исповеди, терпеливо молчал на этот счёт, что заставляло считать, что за этим молчанием хранится большая тайна. Молчал и Дмитрий, впрочем, никто у него не допытывался, а сам он не считал нужным рассказывать. По понедельникам парень навещал дальнего родственика в соседнем Кривоногове, а по вторникам был относительно свободен.

Сегодня как раз был вторник. Это значило, что все три мужика соберутся вместе. Собравшись, они поделятся мыслями, расскажут какие-то новости, типа той, что Матрёнина собака Жулька загрызла цыплят у Дарьи, Матрёниной сестры. Жулька со щенков была изобретательной проказницей. За это хоть и гнали ее подальше от дома жители деревни, но при этом любили и даже подкармливали кто чем может, справедливо рассуждая, что не было бы Жульки, совсем бы нечего было обсудить, а так эта вечно радостно виляющая хвостом и всей задней частью своего тела собачонка постоянно выкидывала номера, заставляющие смеяться не только малочисленных жителей деревни, но и всех людей соседних населённых пунктов, которым посчастливилось слушать рассказы о проделках Жульки.

Обсудив коварство Жулькиной «сучности», троица нашла причину этого в том , что Жулька, как ни поверни, имеет женское естество, а весь корень зла кроется в бабах.

– Вот хотя бы возьмём ястреба, что повадился летать над деревней. – пользуясь правом первого слова, на правах хозяина начал Панкрат. – Уверен, что ястреб – той же сучьей бабьей породы. Смотрите: снова на березе уселся!

В самом деле – на кривой, словно кочерга, засохшей макушке дерева сидела, покачиваясь, большекрылая птица. Она внимательно присматривалась и прислушивалась к происходящему на кочковатой луговине, блестящей проплешинами, вытоптанными двумя деревескими бурёнками, которых держали хозяйка Жульки рябая Матрёна и Демьян Глаз.

Старик держал корову ради молока, которое, по его мнению, было ему необходимо для лечения своих многочисленных недугов. Зачем корова была нужна Матрёне, никого по большому счёту не интересовало. Травы вокруг деревни – хоть задницей ешь. Летом проблем нет. Другое дело – заготовить сено на зиму. Как ни крути, а «шоснадцать» пудиков душистой жвачки животине обеспечь! Здесь на помощь односельчанке приходил Селезень, за что всегда имел свою литру молока, кроме периода, когда комолая Зорька была в запуске, перед отёлом. Старики знали, для чего коров водят в соседнее Кривоногово к быку Вавиле, мощному и всегда угрюмому. Знали, но подшучивали над парнем:

– Быка в деревне нет, да и мы старые, из плодотворного возраста вышли. А корова у Матрёны каждый год телится, летось даже двойным приплодом хозяйку порадовала. Думается нам, не ты ли, парень, изловчился, чтобы молока не лишиться!

Говорили, смеялись, толкая друг друга, и через какое-то время повторяли шутку вновь, переигрывая некоторые детали. Сегодня о шутке забыли, наблюдали за сидящей на самой макушке дерева птице. Та несколько раз слетала с дерева, но, сделав небольшой круг, снова занимала место на понравившемся наблюдательном пункте. Неожиданно до мужиков донеслись странные звуки, которые местами напоминали пересвист мелкой птахи, потом сменялись тихим карканьем, совершенно не похожим на резкое карканье ворон:

– Жениха зовёт, – предположил Демьян.

Но следом своей версией поделился Селезень:

– Всё совершенно не так! Это ястреб сообщает потенциальным жертвам, чтобы не расслаблялись, мол, луговина под моим контролем. Имейте в виду!

– Он, точнее она, раз мы решили, что это ястребиная баба. Что она, дура что ли?Охотник должен, наоборот, затаиться.

– Вовсе нет, – продолжал Селезень, – Видите, будто свалилась со своего насеста, камнем в траву упала. Значит, обед себе обеспечила. А голос подавала, чтобы зверьки и птахи малые, испугавшись, покинули свои норы и гнёзда. Ястреб – зоркая птица. Любое движение заметит и, слетев с берёзы, накроет жертву безжалостным, точным нападением. Так что, ничего случайного, тем более бестолкового, в услышанном нами пении нет. Только знание повадок птиц и зверушек, острое зрение и точный расчёт!

– Надо же, как всё продумано! Не будь свидетелем, не поверил бы, – сказал Чугун, приглашая собеседников угоститься чаем его личного рецепта и необычными дарами болот.

Чай у Панкрата был необычайно душистый, словно в одном стакане собран аромат всех окрестных болот. Мужики пили всё, включая чай, именно большими русскими гранёными стаканами, не признавая чашек и кружек. «Наша, мужицкая посуда – стакан», – говорили они и не изменяли верности этой посуде никогда и ни в чём. Гости не раз спрашивали хозяина:

– Где ты, Панкрат Макарович, собираешь такую духмяность? Сколько ни пей твой чай, восхищаться не устанешь! Бывали и мы на болотах не раз, но таких ароматов не припомним.

Хозяин, довольный похвалой, улыбаясь, отвечал:

– Не сразу, парни, и я свой рецепт открыл. Годами подбирал, пробовал разные сочетания, пока не добавил к сбору лепестки одного растения и маленькую дольку сушеного плода. Никому я тайну не раскрывал, но вам, раз вы мои друзья-односельчане, расскажу.

В ту пору был я молод, любил шляться по окрестным лесам и болотам. Ты, Митька, не знаешь, а Демьян должен помнить остатки соснового леса, что был перед болотами в южном направлении от деревни. Старики говорили, что прежде лесок тот был большим, первые избы в деревне рубили из сосен, отчего и назвали деревню Сосново. Знаете, чем изба из сосны отличается от еловой? Нет? Тогда слушайте! В сосновой избе дух лёгкий, сухой и никогда никакой плесени, блох и другой лишней живности не будет. Даже мыши в последнюю очередь в сосновые дома заходят, когда в еловых все пазы, все углы источат, гнёзд понавьют, даже кошка не поможет извести эту напасть. А в сосновом доме тишь да гладь, да божья благодать! Такое дело, братцы! Знали толк в вопросе строительства первопоселенцы нашей деревни, потому и обосновались здесь, возле соснового бора. И в домах хорошо, и воздух на улице, больше нигде поблизости такого не найдёшь. Так вот, – сделав небольшую паузу, продолжал Панкрат, – занесло меня в молодые годы в оставшийся на месте прежнего соснового леса молодняк, росший по краю болота на небольшом возвышении. Хожу, рассматриваю, примечаю. А примечать-то, собственно, и нечего. Лягушки – так они везде одинаковые. На ужа одинокого едва не наступил, перепугался, думал змея, но быстро успокоился, пошёл ещё глубже в лес. Но и там ничто меня не удивило. А внутреннее чувство толкало всё дальше и дальше в болото. Словно сигнал поступал в мою голову: «Иди, Панкрат, не останавливайся. Ждёт тебя удача». И ведь верно! Не обманул меня внутренний голос! Сначала увидел я на кочке удивительной красоты цветок, словно его та рыхлая торфяная кочка из чрева своего вытолкнула. По краям – листья, похожие на листья подорожника, только размером, можно сказать, огромные. Растут от одного корня, на поверхности образуют зелёную мохнатую чашу, увенчанную ярким красным цветком, напоминающим цветок колокольчика. Лепестки цветка ярко-красные, испещрённые голубыми прожилками. Но не красота цветка меня поразила больше всего, а аромат, который тот цветок источал. Я постоял, наслаждаясь благоуханием находки, несколько раз пытался присесть на корточки, чтобы вдохнуть этот аромат глубоким вздохом с близкого расстояния, но побоялся, что опьянею, словно от дурман-травы, и уже не смогу вернуться домой, останусь в болотах навсегда. Как только пришёл в себя, не стал ни любоваться цветком, ни срывать его в знак доказательства, что реально встретил такое диво в болоте. Решил, что обойдусь без доказательств, лучше стану приходить на это место и дышать воздухом, наполненным неповторимым сказочным духом.

Когда вернулся домой, рассказал бабушке про цветок. Она ещё жива была. Выслушав меня, бабуля сказала, что мне посчастливилось увидеть цветок сумеренника. Рассказала она и то, что одним людям цветок приносит счастье, а другим сулит беду. Всё зависит от времени, когда встретишься с ним. Если днём, при солнечном свете, это – счастливый знак, а если в сумерках, то цветок – знак беды. А если сорвёшь его и кому-то подаришь, то это знак смерти для того, кто сорвал и того, кому цветок подарили. Я поклялся, что не рвал цветок, просто постоял рядом, насладился его ароматом и ушёл.

«Вот и славно, – сказала мне тогда бабушка. – Значит, не навлёк ни на себя, ни на нас, родичей твоих, беды. Запомни, что я тебе сказала о цветке. Помни, когда он прекрасен, а когда опасен».