- Какие еще «амплифекалии»? – поинтересовался я.
- Как же… Я имел в виду амплификации – ряд определений усиливающих смысл сказанного, - оправдался Конфуз и продекламировал: – «Люси нарядна, прекрасна и красива…»
- Да, это есть. Этого добра в моих книгах навалом, - я закивал и подлил ему еще водочки.
- Особенно меня поразило, как вы умело, тонко встраиваете в текст вульгаризмы и эвфемизмы. Самые пикантные ситуации подносите на таком изящном блюдечке, с такой элегантностью, что ими хочется наслаждаться безгранично, - продолжил Пико. – Хочется окунуться в них, переживать их еще и еще. Они словно в хрустальной оправе. Они светятся первородной силой слова.
- Ну, умею, черт возьми, - согласился я, наполняясь гордостью за творчество своей бывшей сокурсницы. – Талант не зароешь. А тем более с вульга… этим, с вульгарностью у меня всегда хорошо было. С детских лет, так сказать.
- Ой, как вы смешно шутите! У вас очень живой ум, милая моя госпожа. Особенно ярко его раскрывают ваши романы. Каждая фраза в них - образец мудрости и афористичности. Некоторые ваши высказывания я даже внес в свой дневник, - граф засуетился, полез в карман. Мне подумалось, что он достанет сейчас какой-нибудь потрепанный блокнотик и начнет зачитывать крылатые фразы Рябининой, но Конфуз извлек шелковый платок, тщательно вытер губы, а потом воспроизвел несколько фразочек по памяти: - «Пришел, увидел, полюбил!». А? Каково? Сколько нарастающей динамики передано тремя могучими словами! Сколько смысла, обусловленного прямым действием! Три гениальных глагола в ряд – и три восходящих победы!
- Цезарем навеяно, - пробормотал я, разливая остаток водки.
Хозяин замка моего замечания не расслышал и продолжил:
- Или вот: «Любовь иногда приходит слишком внезапно и застает нас в неглиже».
- Добавьте сюда еще это: «Любить или не любить, вот в чем вопрос!», - посоветовал я следом за графом погружаясь в литературную полемику. Затем наклонился к сумке и достал вторую бутылку водки. – Или такое: «Любовь вечна... только партнеры меняются».
- Великолепно! – воскликнул Конфуз, встал и, посапывая от удовольствия, придвинул свое кресло вплотную к моему.
- Последнее только что придумала, - с едва скрытым ехидством сообщил я, освежая бокал графа.
- О, Элсирика!.. – проговорил Пико, наклонившись ко мне. – Вы меня так приятно удивляете! Вы меня воспламеняете!
- Я сама с себя обалдеваю, - прошептал я, притягивая к себе графа за кончик воротника и невинно хлопая ресницами.
- Ваши романы пронизаны любовью, - не сводя с меня восторженных глаз, Конфуз тоже моргнул.
- Совершенно в дырочку. Я переполнена любовью, вот она и выплескивается на страницы моих книг. Давайте выпьем, по этому случаю, - я потянулся за бокалами, и моя грудь уперлась в графский нос.
- Элсирика, вы и есть Любовь! – произнес он, принюхиваясь к запаху моего дезодоранта. – Я в вас тону…
Мне подумалось, что затопление графа в буйных волнах любви несколько преждевременно - он вполне еще мог пригодиться, поспособствовать проникновению в усыпальницу Поризов – и я сказал серебристым голоском Элсирики:
- Милый Конфуз, не надо так. Давайте лучше выпьем.
- Давайте, - трагически произнес Пико, принимая бокал.
После возлияния, мы взяли по куску остывшего поросенка и молча ели, глядя друг на друга с бесконечным обожанием. Окончательно насытившись, я закурил и для ощущения полного блаженства положил ноги на стол. Это было моей ошибкой: илиец увидел пыльные сапоги сорок третьего размера, расположившиеся между серебряных блюд, и взгляд его мигом протрезвел.
