Читать онлайн Алексей Игнатов - Сундук с предсказаниями



Дизайнер обложки Алексей Игнатов


© Алексей Игнатов, 2025

© Алексей Игнатов, дизайн обложки, 2025


ISBN 978-5-0067-0946-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сундук с предсказаниями

Судьба. Четверг, 17:07

Дверь была белая. Это все, что разглядел машинист, пока его локомотив таранил черный седан Ларджио, когда-то дорогой, а в тот момент уже старый и едва способный передвигаться. Он выскочил на рельсы, а водитель даже не повернул голову, когда въехал под поезд. Вот это и врезалось в память машиниста Арнольда Грини – белая дверь черной машины, и полное равнодушие водителя.

Два куска металла столкнулись, и этот удар не оставил никаких шансов тому, что раньше было автомобилем. Громкий гудок, рев мотора, удар – и тишина, которую нарушал только стук колес. Слишком тяжелый, слишком быстрый, что бы тормозить, поезд ехал дальше, а комок железа остался лежать рядом с рельсами.

И комок изодранной человеческой плоти в нем.

Почти никто не знал, почему водитель, запечатанный теперь в гробу из мятого металла, выскочил на рельсы, куда он спешил и почему не пытался остановиться. А тот, кто знал, мог бы сказать только одно: случилось то, что должно было случиться.

Сундук знал обо всем. О поезде и аварии, о крови чайки на бампере и о рубашке, похожей на мыльный пузырь. О выстрелах, ноже и сгоревшем Оазисе.

А тот, кто знал о сундуке, мог бы многое рассказать. Но никто не спрашивал его ни о чем, а он не говорил – ни о поезде, ни о сундуке, ни о походе в лабораторию нейрофизиологии университета города Блотгета.

Университет. Понедельник. 12:20

Жизнь университета в июле совсем не та, что в феврале или мае. Жара заливает улицы города, люди ищут укрытие в кафе и торговых центрах, там, где есть кондиционер или лед в высоком бокале. Сезон экзаменов заканчивается, учеба заканчивается. Толпы перепуганных студентов пропадают из вида, преподаватели живут своей тайной летней жизнью, и почти не попадаются на глаза.

Можно пройтись по всем этажам и не встретить никого, кроме охранника на входе. Он скучает и рассматривает экран телефона, а вовсе не экраны мониторов. На этих экранах – пустые коридоры, там не на что смотреть. Иногда он строго спрашивает входящих, куда те идут. Охранника устроит почти любой ответ, и на этом его работа заканчивается.

Чужакам и злодеям просто нечего делать в июльском университете. Все ценное, что там можно найти, или упаковано в сейфы с сигнализацией, или весит слишком много, или выглядит слишком странно. Бродяга найдет себе для ночлега место попроще, чем запертая лекционная аудитория, а случайный наркоман ограбит аптеку, а не университетскую лабораторию. К тому же Блотгет не жалуется на избыток бродяг и наркоманов, разве что на самой окраине мелкие банды разбирают угнанные машины, но и им нет дела до университета.

А потому четыре фигуры в пустом коридоре шли свободно и не прятались. В этих коридорах не бродят чужаки, и если кто-то пришел туда, где и так учился весь год, значит, ему что-то нужно. Охранника это умозаключение вполне устроило, а главарь импровизированной банды легко нашел бы оправдание походу по пустым коридорам.

Родные называли его Эмилем, а приятели – Головой, и он принимал прозвище как комплимент. Самый старший, самый образованный, самый умный в компании (по его же мнению), он соглашался принять имя «Голова» от тех, кого звал Кляксой и Фиником. Камеры его не смущали, а ключи в руке говорили, что он вправе ходить, где хочет и открывать все двери, к которым ключи подойдут.

Чак, спортивный парень в белой водолазке, шагал следом за Головой. Еще двое тащились следом за ним, и явно показывали своим видом, что им тут не место. Один из них, сутулый юноша в линялой футболке, говорил это вслух.

– Мне тут не место! – не в первый раз повторил он. – Нас же поймают и отчислят.

– За что? Мы просто идем по коридору. Ходить не запрещено! – Эмиль назидательно поднял палец.

– В учебное время не запрещено!

– В любое. Нас свободно запустили – значит, мы имеем право тут ходить. Вот мы и идем! И не собираемся делать ничего плохого.

– Мы собираемся вломиться в лабораторию!

Эмиль остановился. Повернулся к парню в футболке, и взял его за плечи.

– Юлий! – сказал он строго, как преподаватель на экзамене. – Я понимаю, ты всего-то второкурсник, и еще не избавился от школьной дикости. Но не будет никаких «вломиться» понятно? Мы культурно войдем, как будто мы приличные и цивилизованные люди.

Эмиль показал ключ.

– Я аспирант, а не какой-то посторонний хрен. И я лаборант! На мне держится работа половины кафедры, поэтому у меня есть ключи. А лаборант я где?

Спортсмен водолазке предложил версию в рифму, но его проигнорировали.

– Здесь! – сам себе ответил Эмиль. – На кафедре нейрофизиологии. Так что у меня есть право законного доступа. А если кто-то спросит, что именно мы тут делаем, я придумаю отговорку. Я мастер придумывать отговорки, без этого не видать бы мне диплом.

– Без этого ты бы уже сидел, – поправил спортсмен, но его слова снова проигнорировали.

Не каждая авантюра проходила гладко, так что умелые отговорки порой выручали из беды. Ночные химические эксперименты на третьем курсе, когда странный запах пропитал коридоры, объяснить было не просто. Взрыв лаборатории прикладной физики на четвертом – еще сложнее. Но если что и умел делать Эмиль Рани по прозвищу Голова, так это быстро придумывать убедительные оправдания.

В истории, придуманной для оправдания этого налета на лабораторию, сплелись потерянные документы, срочный звонок преподавателя и крайняя необходимость открыть запертую на все лето дверь. А в телефоне притаился недавний входящий вызов, который можно показать охраннику и с невинным видом сказать: «Это профессор Сайрус звонил! Требует принести ему документы. Летом! Ну, вы же знаете, как у него с головой, чуть того…».

История не пригодилась. Если человек идет куда-то, значит, ему туда нужно! Кто иначе попрется в лабораторию летом? Это безупречная логика охранников кампуса открывала все двери.

Эмиль посмотрел на часы, старые, но дорогие. Как они попали на руку Эмиля, еще в школе, он предпочитал не рассказывать даже друзьям, но именно тогда умение быстро находить себе оправдания пригодилось в первый раз.

– Все готовы? – спросил он.

– Нет! – пискнул Юлий, и Эмиль достал ключи.

Лаборатория. Понедельник. 12:31

Замок приветливо щелкнул, а следом за ним щелкнул выключатель на стене. Лабораторное оборудование скучало, брошенное до осени. Только счет за электроэнергию покажет, что кто-то включал приборы, но если это и заметят, то только в сентябре.

– Вот она, моя красавица! – Эмиль погладил бок невзрачной машины на столе. Сложный прибор с толстыми пучками проводов и электродами на эластичных шапочках, навевал ассоциации с дурдомом, шоковой терапией и опытами Франкенштейна.

– Это и есть выжигалка для мозгов? – Чак постучал по выключенному монитору прибора. – Это же из-за нее в прошлом году волна рака мозга началась?

– Какая волна? – Юлий вздрогнул и двинулся к выходу.

– Никакой волны! – Эмиль схватил его за руку и подтащил обратно. – Клякса, затухни, не до твоих приколов. Дело серьезное.

– Дурь какая-то. Мне тут не место! – в который повторил Юлий, но уйти уже не пытался. Он не ошибался – в давно сплоченном трио, называющем себя «Клуб Единица» ему было не место. Единственный чужак и младшекурсник, в компании двух почти выпускников и одного аспиранта, он чувствовал себя ребенком, которого зачем-то привели на взрослый праздник.

Но он был нужен сундуку! Очень скоро он окажется в кресле, с проводами на голове и электрические разряды проткнут его мозг навылет, сожгут кору и сотрут память – так это красочно описал Чак.

Эта же судьба ждала каждого. Аппарат в лаборатории мог подключить сразу четверых, и это стало первой причиной, почему Юлий пришел летним утром в лабораторию, о которой раньше и не слыхал. Если эксперимент можно поставить на четырех подопытных, то с чего ограничиваться тремя?

Вторая причина, единственная, которую Эмиль произнес вслух: опыту нужна контрольная группа. Скромная по размерам группа из одного человека. Сундук с предсказаниями обещал быть тонким и деликатным опытом, результаты которого можно легко испортить, если заранее чего-то ждать.

Эмиль не ждал ничего, он допускал успех, но старался не верить в него, и не сомневаться в нем. Чак выплевывал грубый смех и издевался над каждым словом Эмиля, но не спорил. Что случится, то и случится, а кто должен утонуть – того не повесят. Если сундук сработает, то сработает. Фаталисту сложно отрицать предсказания будущего, особенно фаталисту-физику.

– Не у нас же одних прошлое! – вещал Чак. – Мы сами для кого-то прошлое. Почему к нам не валят толпы путешественников из будущего? Потому что время нельзя менять! Прошлое, будущее – фигня, просто условные точки зрения. Все уже существует! И раз мы для кого-то прошлое, значит наше будущее для кого-то настоящее, и там уже случилось все, что с нами происходит сейчас. И тут ничего нельзя не изменить! Когда кино сняли – его уже не переделаешь.

Он не называл это фатализмом, а то, как называл, ни Эмиль, ни Гектор, тучный, смуглый и усыпанный перхотью студент-химик, понять не могли. Чак сыпал терминами, писал уравнения, и называл Гектора Фиником.

– Извини, но мне не нравится, что ты меня опять назвал Фиником! – возмущался Финик.

– Прощение даровано, Финик! Я уже извинил тебя за все, – соглашался Чак, и все начиналось сначала.

Вот почему Эмиль больше не снимал с приятелями одну квартиру на троих, и тратил половину зарплаты на отдельное жилье. А вторую половину – на едва способное двигаться подобие автомобиля, черный седан Ларджио, который потерял в аварии родную дверь и с тех пор катался по городу с белой дверью и белым бампером. Машина носила почетный титул официального тарантаса Клуба Единца. Именно на нем банда и отправилась в налет на лабораторию.

Чак спорил, высмеивал и издевался над идеей проекта, но не отказывался участвовать в нем. Что должно быть – то и будет! Хотя бы будет возможность высмеять Голову, когда ничего не поучится.

Не спорил и Гектор. В успех проекта он верил всех душой. Сундук станет величайшим открытием, и принесет славу всем, кто в нем участвует! Славу, деньги и внимание женщин, мечтающих стянуть с его смуглого тела рубашку, разрисованную слонами и павианами. Оставаться объективным и бесстрастным исследователем он не мог, Чак – не хотел, а Эмиль не собирался полагаться в серьезном эксперименте только на свое мнение.

И четвертый участник, едва знакомый с остальной командой, исполнял роль контрольного подопытного. Он сам толком не понимал, что вообще предстоит сделать. Он не ждал ничего, не верил, не отрицал, и шел по душным коридорам летнего университета во имя помощи с экзаменом по анатомии, которую посулил ему Эмиль.

Но только причина номер три была настоящей и очень простой. Вещества! Мощные успокоительные, которые есть только у психиатров. Таких, как отец Юлия! Два часа уговоров, и Юлий стал поставщиком лекарств.

– Ну, за наше безумие, разряды, выжигающие память и будущий рак мозга! – провозгласил Чак, как тост, и поднял стаканчик с водой.

– Ты задрал со своим раком! Придумай уже что-то новое, – почти попросил Эмиль, и Чак снова поднял стаканчик.