Она оглянулась на него, но сразу же отвела взгляд, отвернулась и шла молча, словно осуждала его за то, что он освоился здесь и принял местные правила игры. Сергей не обиделся, чувство превосходства над Ирой и Леной согревало его самолюбие. Впрочем, в душе Морозов честно признавал: он рад, что ему не придется стоять за лотком.
У Алки с Ирой тоже получился излишек. Сергей вышел на крыльцо, не дождавшись дележки, не хотелось ему, чтобы Алка уязвила его, подкинув рубль дяде Саше, а его словно и не заметив, как давеча сделала Купчиха.
На улице, он вдруг вспомнил, что Татьяна ничего не оставила Виктору Семеновичу. «Рубль положен грузчику, остальное наше».
А как же директор, спросил себя Сергей. Ответа он не знал.
– А-а, Серый! – воскликнул дядя Саша.
Сергей вздрогнул от неожиданности. Была такая привычка у Тягача: начиная разговор, окликать собеседника так громко, словно требовалось перекрыть пушечную канонаду.
– У нас тут, было дело, Рафаэль работал, – рассказывал дядя Саша по пути к торговой точке.
– Рафаэль? – переспросил Сергей.
Удивился он не столько имени, сколько перемене, происходившей с Тягачом, когда он говорил об этом Рафаэле. Голос у Тягача потеплел, глаза просветлели, наполнились смыслом.
– Рафаэль, – протянул он мечтательно. – Он вот, как и ты, студентом был. Но с грузчиками-то тогда перебор был. Так Рафаэль торговал на точке.
– Так он, знаешь что, – выдержав паузу, продолжил Тягач, и теперь его голос звучал проникновенно, словно говорил он о чем-то сакральном, – он как-то в коробку от яблок кусок бордюра подложил. И сдал Семенычу.
Они прошли еще немного, на лице Тягача блуждала благостная улыбка. Он лелеял воспоминания о Рафаэле подобно тому, как совсем древние старики, которым в молодости посчастливилось лично разговаривать с Лениным, лелеяли воспоминания о великом человеке.
Затем дядя Саша с чувством подобным сожалению о пролетевшей юности и с данью памяти об удивительных днях еще раз протянул:
– Рафаэль…
И вернулся к действительности как раз на подходе к лотку Ахмадеева.
– А давно он работал тут? – поинтересовался на обратном пути Сергей.
– Кто? – не понял дядя Саша.
– Рафаэль, – уточнил Морозов.
Тягач поморщился и пробухтел:
– Года три назад… а может, пять…
Дядя Саша заметно расстроился. Сергей поневоле напомнил ему, как ненадежна его память, и пробудил страх, что канет в забвение не только чувство времени, а и какое-нибудь дорогое воспоминание.
– А ты говорил, что он на точке торговал. А что же не в магазине? – не унимался Морозов.
– Так ремонт же, – буркнул Тягач.
– А сейчас опять ремонт?
– Ремонт, – подтвердил дядя Саша.
Он пытался припомнить время, когда ремонта в магазине не было, но попытка оказалась тщетной и грозилась испортить настроение окончательно. Тягач встряхнулся и зашагал веселее, а чрезмерно любопытного напарника осадил, впрочем, вполне добродушно:
– Да ну тебя на хрен…
В магазине весь картон из-под бананов они собрали в две стопы, перевязали веревкой и перенесли на пандус. Дядя Саша спустился вниз и забрал одну связку картона.
– Бери, Серый! Идем! – позвал он Морозова.
Тягач пошел вперед, держа картон перед собою подобно щиту. Сергей двинул следом.
– Посторонись, народ! – крикнул дядя Саша, приблизившись к пункту приема макулатуры.
– Молодые люди, а ничего, что здесь очередь стоит? – возмутился мужчина в очках.
– Да тут стоять, не настояться, а у нас трубы горят, – ответил Тягач.
