Оливер прочитал вслух:
– «Он приходит, когда все спят. Я слышу его дыхание, оно тяжёлое, как у зверя. Я прячусь под одеяло, но Он всё равно находит меня».
Томас поёжился.
– Даже взрослому становится не по себе.
Даниэль задумался, потом спросил:
– А есть что-то о взрослых? Может, кто-то ещё замечал странности?
Оливер пролистал ещё несколько страниц.
– «Я рассказал маме, но она сказала, что мне просто снятся кошмары. Папа не верит, что в доме кто-то есть. Я больше не буду им рассказывать».
Эмили задумчиво провела пальцем по строчкам.
– Ощущение полной изоляции.
Томас посмотрел на Даниэля:
– Ты ведь тоже иногда чувствуешь, что не можешь никому объяснить, что происходит?
Даниэль кивнул, не отрывая взгляда от дневника.
– Иногда страхи слишком личные, чтобы их можно было разделить.
Оливер нашёл запись, в которой автор описывал, как однажды ночью проснулся от того, что кто-то стоял у его кровати.
– «Я не мог закричать, голос застрял в горле. Он наклонился ко мне, и я почувствовал холод. Потом я уснул, а утром не мог вспомнить, что было дальше».
Эмили вздохнула, закрыла глаза на секунду.
– Это похоже на сонный паралич, – предположила она.
Томас покачал головой.
– Или на что-то другое.
Они снова замолчали, и только за окном ветер шевелил ветви старых деревьев.
Оливер продолжал читать, и в дневнике появлялись всё более тревожные записи: пропавшие вещи, странные звуки, ощущение, будто за автором постоянно кто-то наблюдает.
– Вот здесь, – сказал он, – автор пишет, что начал видеть тени даже днём.
Даниэль посмотрел на друзей.
– Думаете, это могло быть связано с историей Мари?
Эмили пожала плечами.
– Возможно, они были знакомы, или у них были схожие страхи.
Томас задумался.
– Если дом действительно хранит память о своих жильцах, то эти страхи могли остаться здесь навсегда.
Оливер нашёл последнюю запись, где почерк стал почти неразборчивым.
– «Сегодня я услышал, как кто-то зовёт меня по имени. Я не хочу идти, но мне страшно оставаться одному. Если я не вернусь, пусть кто-нибудь найдёт этот дневник».
Эмили закрыла тетрадь, положила её на стол.
– Это очень грустно, – тихо сказала она.
Даниэль посмотрел на дневник, словно надеясь получить от него ответ.
– Может, нам стоит узнать, что случилось с этим ребёнком?
Томас кивнул.
– Я попробую поискать в местных архивах.
Оливер убрал дневник в ящик, чтобы он не потерялся среди других находок.
В комнате повисла тяжёлая тишина, и каждый из них чувствовал, что стал свидетелем чужой боли, которая не растворилась во времени, а осталась жить в этих стенах.
Эмили встала, подошла к окну, посмотрела на тёмный сад.
– Иногда мне кажется, что дом смотрит на нас, – сказала она.
Даниэль подошёл к ней, положил руку на плечо.
– Мы не одни, – тихо ответил он.
Томас и Оливер переглянулись, ощущая, как в доме становится чуть холоднее, будто кто-то невидимый прошёл по коридору.
Они решили разойтись по комнатам, но никто не спешил уходить первым.
В ту ночь сон не пришёл ни к одному из них, и каждый лежал в своей комнате, прислушиваясь к шорохам и скрипам, которые казались теперь не просто звуками старого дома, а чьими-то шагами в темноте.
