Светление - страница 4

Эта Сказка как раз об этом. Присмотритесь повнимательнее к ее персонажам, прислушайтесь к тому, что они рассказывают вам голосами ушедших, тихим шепотом Духов, и тогда вы поймете…

Все персонажи, описанные в этой книге, являются…

«Поток, вечно несущий свою службу, хранит воспоминания о людях и судах, которые поднимались вверх по течению, возвращаясь домой на отдых, или спускались к морю, навстречу битвам».

Джозеф Конрад, «Сердце тьмы»

«Русские могут казаться недалекими, нахальными или даже глупыми людьми, но остается только молиться тем, кто встанет у них на пути».

Уинстон Черчилль.

Меня зовут Петр Алексеевич Семенов. Я – рядовой тринадцатой стрелковой роты 226-го пехотного Землянского полка. Почему я так подробно представляюсь? Потому что я знаю, что скоро меня не станет. Поэтому я хочу, чтобы ангел, сидящий где-то совсем недалеко от меня, запомнил мое имя и сохранил память обо мне среди этого безумия, пропахшего порохом, гарью и кровью. Я не могу писать, поэтому, пользуясь случаем и очередным недолгим затишьем от постоянных обстрелов, разговариваю сам с собой. Потому что по-другому здесь нельзя. Иначе – можно сойти с ума. Поэтому мы стараемся говорить друг с другом, когда появляется такая возможность. Мы – это солдаты защитного гарнизона Осовецкой укрепной позиции. Нас постоянно обстреливают. Мы научились делить это время на «черное» и «серое». Есть еще и «белое» время, но его мы связываем со сном, единственным местом, где можно хоть немного передохнуть от ужаса этой войны. «Серое» время либо наполнено ожиданием атаки, либо обстрел ведется в основном из стрелкового оружия и пулеметов. Это время совпадает с попытками немцев атаковать крепость. Пули с отвратительным чмоканием бьются о каменные своды крепостных стен, но мы уже почти перестали обращать на них внимание. Этот звук стал нормальным для нас. Более того, он позволяет вытащить из ушей скомканные тонкие тканевые лоскуты – «жуты», которые не дают нам оглохнуть с наступлением «черного» времени пушек. Гул в ушах стоит постоянный. Даже когда на несколько минут полностью затихают немецкие орудия, мы продолжаем слышать их отвратительные голоса. Я уже не помню, как звучит тишина. Когда «жут» оказывается в руке, первым делом смотришь на него – нет ли крови. Кровотечение из ушей тоже стало у нас обычным делом. На броневых батареях почти все артиллеристы уже ничего не слышат. Такова цена нашей стойкости. Встряхнув «жут» (они еще защищают уши от попадания туда песка и пыли), зажимаешь его в кулаке и осматриваешься по сторонам. Если есть с кем поговорить, делаешь это немедленно – до следующего смертельного града раскаленного металла может быть слишком мало времени. Тогда «жуты» снова оказываются в ушах, и ориентируешься только с помощью зрения. Собеседники постоянно меняются. Тех, с кем ты разговаривал вчера, уже сегодня могут везти на телегах под пыльной накидкой за пределы крепости, на обширное солдатское кладбище. На их место приходят другие – солдаты из других гарнизонов или ополченцы. Почти каждую ночь кого-то вывозят из крепости, и кто-то приходит на их место. Я здесь уже несколько месяцев. Я почти привык к этому аду, который творится здесь. Хотя, привыкнуть к этому, наверное, невозможно. Меня просто «обстреляли» – я перестал вздрагивать от свиста пуль и исчез липкий и удушающий страх смерти, свойственный «необстрелянным» новичкам. Ну, то есть страх смерти остался, но он стал каким-то другим. Смерть стала неизбежной. И когда ты понимаешь это, что-то внутри перестает трястись и дурманить голову. Ты просто ждешь своей минуты. Не пытаешься бежать от нее, не пытаешься ее приблизить – просто ждешь, когда она наступит. Именно в эти моменты начинаешь всей душой, искренне, верить, что Господь отмерил для тебя определенное время – неважно «серое» или «черное» – и ты просто смиренно ждешь, когда все произойдет. Поэтому обычно солдаты просят в молитвах о быстрой смерти. Насмотревшись на отрубленные взрывом руки или ноги, на загноившиеся страшные раны и наслушавшись криков раненых и умирающих, начинаешь завидовать тем, кого смерть забирает в одно мгновение. Но вот один из моих постоянных собеседников, трижды посеченный осколками Иван Рогов, утверждает, что мучительная и тяжелая смерть – это высшее достоинство для солдата. Что на том свете таких бойцов ангелы встречают особо, воздавая им почести за мужество и долготерпение. Возможно, это и так. Скоро нам всем представится возможность проверить это. Почему я думаю, что мы все умрем? Потому что в этом кипящем котле невозможно выжить! То, что мы еще живы, вообще выше моего понимания. Это место и эти люди рядом со мной держатся каким-то чудом, какой-то высшей благодатью, наличием которой только и можно объяснить все происходящее с нами. Я и мои товарищи очень часто видим или чувствуем присутствие рядом чего-то зыбкого, еле видимого, словно легкий летний ветерок, задрожавший над землей. Иногда мы даже видим, как этот ветерок обретает облик, похожий на человека. Мгновение – и фигура растворяется в воздухе. Если бы мы не разговаривали друг с другом, и не делились своими мыслями, то подумали бы, что сходим с ума. Но разговоры позволяют не только выталкивать на поверхность жуткое напряжение, царящее внутри, но и удерживать друг друга от сумасшествия. Вот взять, например, эти фигуры в воздухе. Кто они, эти незримые сущности? Ангелы, наши Хранители, души убитых товарищей? Иногда, когда я вот так лежу в казарме, завернувшись в пыльную шинель, пытаясь заснуть, и то начинаю разговаривать с самим собой. Мне кажется, что кто-то невидимый лежит рядом со мной, напротив, и молча слушает все, о чем я тихонько бормочу себе под нос. Иногда мне даже кажется, что я чувствую его дыхание. Тогда я широко раскрываю глаза и всматриваюсь в темноту перед собой, надеясь увидеть своего немого собеседника. Но тщетно. Ангелы скрывают от нас до поры свое присутствие.