Светлые века - страница 13

– Что ж, продолжай.

Рыжеволосый парнишка, стоящий впереди класса, посмотрел на замок, затем на классную доску, на которой была фонетическая транскрипция того, что ему следовало произнести вслух, касаясь пластины, пусть эти буквы заурядного алфавита и выглядели неуклюжей попыткой передать звучание чужого языка.

– Держи палец посередине, идиот, или пружина оттяпает кончик! И чем ты будешь ковыряться в носу?

Все, кого не вызвали к доске, захихикали от облегчения.

– Продолжай. М-да, тот еще гильдеец из тебя получится.

Наконец парнишка сделал над собой усилие. Или, возможно, просто закашлялся. Ничего не произошло. Земля под нами грохотала.

– Еще раз – и громче. Любой достойный гильдеец сейчас бы не говорил, а пел!

Парнишка попробовал опять. Раздался громкий щелчок. Замок открылся.

– Дальше. Подними крышку. Загляни туда.

У мастера Хинктона был излюбленный трюк, который заключался в том, чтобы стукнуть очередного бедолагу по затылку крышкой ящика как раз в тот момент, когда тот заглянет внутрь. Что произошло и на этот раз.

– Неужели пусто? Прямо как в твоей башке…

И мы смеялись над причудами хмурого дурака, хотя ненавидели его.

– Взгляни-ка сюда.

Отец закатал рукав, чтобы показать мне синюшную витиеватую татуировку, символ его эфирированного труда. У отца живущего неподалеку Мэтти Брэди, работавшего на больших угольных бункерах, татуировка занимала всю спину, как будто там свернулась клубком змея, чтобы поспать. А в нижнем городе была целая улица гильдмастеров, у которых на больших пальцах рук были синеватые выступы, похожие на шипы металлических роз. Никто толком не знал, какую работу они выполняли, кроме того, что все происходило глубоко в недрах земли, рядом с грохочущими двигателями, им хорошо платили, а жили они недолго. Мы смотрели на подобные проявления – шрамы, чешую, замысловатые синяки, – которые называли «следами кормила», со страхом, завистью, благоговением.

Подобно холодной тьме, скрывающейся под лунным сиянием поверхности эфирного пруда, вне нашего привычного образа жизни крылось кое-что непостижимое. Мы все испытывали страх, превосходящий боязнь увольнения, потери конечности или гильдейского дисциплинарного взыскания; вечный страх, что избыток эфира возьмет верх над человеческой природой и исцелит Отметину на запястье. Участь того, с кем это случалось, была ужасна. Он становился троллем, подменышем. Конечно, гильдии продолжали заботиться о нем и его родне – гильдии всегда заботились о своих членах, – но приезжал тролльщик в темно-зеленом фургоне, чтобы увезти новоявленного подменыша в Норталлертон, легендарную лечебницу, где до конца дней им будут пользоваться и держать под замком.

– На Западный ярус вчера привели тролля, – объявил мой отец как-то вечером за чаем.

– Надо же… – У мамы горошек посыпался с вилки. – Не произноси это слово.

– Да какая разница? Ну ладно, им понадобился подменыш – они сильно напортачили с паровым молотом, он делает металл хрупким, и никакие заклинания не помогают. Прессовщики, что с них взять. Насколько я слышал, штуковина по-прежнему не работает.

– Ты видел эту тварь? – спросил я.

– Нет. – Отец принялся грызть попавшийся ему хрящ. – Но ребята из цеха, где делают засовы, клялись, что он похож на металлическую ящерицу и что после его визита у них весь хлеб в бутербродах позеленел.

– Не морочь сыну голову, Фрэнк. Это глупые суеверия. И подменыш не «тварь», Роберт. Они такие же люди, как и все остальные.