– Вот мы и встретились, Антош.
– Как ты узнала, мам? Как нашла меня?
Женя провела рукой по спине сына, убирая сверкающие капельки, и грустно улыбнулась.
– Сынок, плыви назад. Я посмотрю отсюда и, если что, помогу.
– А ты? Давай прямо сейчас, когда доплывём, пойдём в наше кафе?
– Я поплыву, только когда увижу, что ты на берегу. Ничего не бойся, сынок!
Антон перед прыжком еще раз оглянулся, помахал ей рукой. На берегу его встречали друзья, одобрительно похлопывающие по плечу и задающие вопросы. Мальчик отмахивался от них и смотрел в даль, пытаясь разглядеть что-то вдали.
– Куда она пропала?
Не увидев никого, он взял телефон и увидел несколько звонков от мамы и совсем недавние от папы. Набрав отца, он долго ждал ответа и, не дождавшись, побежал домой. Открыл дверь хмурый отец. Он молча смотрел на сына и нервно топтался на одном месте.
– Папа, ты не поверишь! Я сегодня чуть не утонул! Мама появилась в самый подходящий момент, вытащила меня, представляешь? Мы посидели на плавучем доме, поболтали… Только потом ушла, не сказав ни слова. Она тебе не звонила?
– Сынок, она не могла оказаться с тобой. Держись. Её не стало четыре часа назад, почти около деревни, авария.
У Антона подкосились ноги, и он сполз по стенке. Только сейчас он вспомнил, что мама очень боялась воды и совсем не умела плавать.
Татьяна возвращалась домой, немного сгорбившись и схватившись за живот. Весь вечер просидела у Алевтины, соседки, чесали шерсть для пряжи и попутно перекусывали пирогами с творогом. Когда Татьяна скрючилась от приступа боли, соседка всполошилась.
– Неужто творог испортился? Вчера же только делала, не должен был прокиснуть так быстро… Зря не вытащила на улицу, дома оставила, отравила тебя!
– Не голоси, не в твороге дело. Давно уже маюсь с животом. Только когда лягу, отпускает.
Татьяна, преодолевая боль, натягивала валенки и куталась в шаль.
– А что к доктору не сходишь? Может, пропишет тебе снадобье.
– Да куда уж мне по докторам таскаться! Времени нет, внук скоро приедет на каникулы. В нашем возрасте, если что-то болит, уже радость, значит, жива-живёхонька.
– Какой такой возраст? Полтинник недавно справила! Еще скакать да скакать!
– Три года назад. Ладно, пошла я, дед там у меня не кормленный, еще, небось, и дровишек не подкинет, колотун в доме устроит.
Осторожно шагала, слушала хруст снега под валенками и боялась сделать резкое движение. Уже с конца осени тревожит боль, не постоянная, но часто напоминающая о себе: иногда резкая, пульсирующая, а иногда ноющая, на весь день. Пила травки, те, что знала, пересмотрела свой стол, старалась поменьше есть, да и аппетиту сильно не было. Сегодня особенно скрутило, Еле дошла до дому, брякнулась на крыльцо, прилегла, задев пустое ведро ногой. На грохот выскочил муж, Колька.
– Тань, ты чего тут развалилась? Пьяная, что ли?
– Дурак. Живот скрутило так, что сил нету.
– Так иди в нужник, чего тут маяться?
– Если бы только нужник мне дело поправил, Коленька! Кажись, помираю я. Уже с ноября жизнь мою по капельке забирает хворь непонятная. То сбоку больно, то силушки мои враз все пропадают.
– У тебя, наверное, пиндесит. У Василия было такое – как скрутило, чуть кони не двинул! Ладно хоть, до района быстро довезли, вырезали ему червя какого-то, не знаю точно. Утром к нашему фельдшеру сходим, я телегу запрягу с утра, вожжи только проверю.
– Шут с тобой, давай. До приезда внука хочется молодцом ходить.
