Свиток 34. По материалам международных поэтических телемостов - страница 5



И не была игра забавной.
И ненависть, и гной, и пот,
И пули свист, вой бомб, разрывы…
Она всегда во мне живет,
Война, а с ней ее нарывы.

Живут они…

Над головой кружится белый снег,
И волосы невольно побелели.
Куда уходит звонкий детский смех
И мама, что сидит у колыбели?
Куда мои товарищи ушли?
Их лица, их стихи передо мною.
Чей возглас постоянно слышу: «Пли!»
Я за чужой невидимой стеною?
И женщины, которых я любил,
Исчезли, не остались даже фото.
Умчалось все, что я боготворил,
В ту даль, где не бывает дней отсчета.
Но я, пока живу, пока дышу,
Шагаю, как могу, сквозь снега замять.
Всех помню и расстаться не спешу,
Живут они, пока о них есть память.

Картина

Художник рисует картину,
Фантазии буйной итог.
Не вижу ее, только спину…
Ну, вот, подобраться я смог.
– Обилие красок, но, мрачный
Весь облик картины твоей,
Фантазии плод неудачный,
С натуры-то было б живей!
На критика смотрит он хмуро,
Ответил:
– Послушай-ка, брат,
Коль я рисовал бы с натуры,
Все было б мрачнее стократ.

Одиночество

Я каждый день встречаюсь с ней
В том парке, что полузаброшен.
Здесь вязь запутанных аллей,
Газон давно уже не кошен.
Лица суровые черты,
Спина чуток сутуловата.
Что в жизни пережила, ты?
Какие у тебя утраты?
Твой возраст наложил печать
На суетливые движенья,
А ведь была когда-то стать,
Не гнулись девичьи колени.
И юности бесценный дар
Несли привольно и беспечно.
Ах, этот золотой угар,
Мы думаем, он будет вечно!
А где тот шумный добрый дом,
Где детский смех и мужа ласка?
Там жили все к плечу плечом,
И это память, а не сказка.
Его проклятая война
Сожрала, да и сына тоже…
Девчонки замужем, страна
У них другая, ну, так кто же
Остался рядом? Никого,
Она одна? Нет, старость тут же,
И борются: «Эй, кто кого?»
Без жалоб – не было бы хуже.
Я каждый день встречаюсь с ней
В том парке, что полузаброшен.
Нет дела у нее важней,
Чем покормить бездомных кошек.

Океанский скиталец

Он знал паруса, как пять пальцев,
Когда еще юнгою был,
В семью океанских скитальцев
Вошел и диплом получил
С печатью муссонов, пассатов
И подписью южных морей,
И не было среди пиратов
Отважней его и храбрей.
Спускался он с шаткого трапа
На берег, всего – ничего,
И шторма когтистая лапа
Не тронула душу его.
И снова он в море, он в море,
Братается с горькой волной,
И горе, проклятое горе
Обходит его стороной.
…Реальность выводит из сказки,
Ему девять лет и он спит,
Парнишка прикован к коляске,
А мозг океан бороздит.

«Я в той стране, где снег, как чудо…»

Я в той стране, где снег, как чудо,
Где каждый камень осиян,
Живу, но все же не забуду:
Сугробов белые верблюды,
Зимы извечный караван.
Ни там, ни здесь нет превосходства
Ни в старине, ни в новизне.
Различье есть, но есть и сходство,
Оно – не кровь, не первородство—
Те чувства, что живут во мне.

«Я камин бы разжег – нет камина…»

Я камин бы разжег – нет камина,
Я бы выпил – так бросил уж пить,
Как там было в стихе том старинном:
«Хорошо бы собаку купить…»
Есть собаки, аж две, есть и кошки…
Может жив я, спасибо зверью,
Потому лишь, что хлебные крошки
Прямо с рук моих птицы клюют.

Бендерская Валентина

(Израиль)

Тель-Авивские вариации

Люблю тебя, мой Тель-Авив!
Гулять по улочкам пустым,
Когда в душе любви прилив,
И перезревших чувств отлив,
И шторм в подкожной бухте…
Люблю ночной твой мягкий бриз,
Прохладу в дом несущий,
Плеск тихий волн и кипарис,
Уснувший в лоне лунных риз,
Закутанный, как в юхте.
Люблю прибой, толкущий брег,
В лицо – плевки солёных волн,
Скитальцев моря, как абрек,