– Ну, Васюк, прощай!.. Остается мой воробей под крышей один-одинешенек… Некому ему теперь поскулить на свои неудачи. Зато никто мешать тебе в работе не будет…
– Да разве ты мне мешал? – обняла его Вася за шею, ласкается.
– Сама говорила, что муж время твое берет… На хозяйство жаловалась…
– Не поминай про то!.. Без тебя хуже. И голову к нему на грудь запрятала.
– Ты не муж мне только, ты товарищ. За то так и люблю тебя.
Нежно распрощались. По-хорошему.
Но как проводила Вася Владимира да на съезд поспешила, вдруг почувствовала: а все-таки как ни хорошо вместе, одной свободнее. Пока милый тут, все мысли двоятся, дело-то промеж рук идет. А сейчас она опять вся тут, в работе. Работа да отдых. С мужем и сна-то нет настоящего.
– Проводили мужа? – спросил ее на съезде Степан Алексеевич.
– Уехал Владимир.
– Оно и лучше. Замотались вы с ним. – Удивилась Вася: откуда Степан Алексеевич знает?
Смолчала. Признаться тоже не хочет, будто мужу обида.
Чуть светает, а Василиса уже на ногах. Поезд утром придет. Надо успеть прибраться, приодеться, чтобы Володе, мужу милому, понравиться. Шутка ли, семь месяцев в разлуке!
Хорошо на сердце у Василисы, по-весеннему светло, радостно.
Нэпманша еще в постели потягивается да, лежа на спине, в ручное зеркальце лицо свое рассматривает. А Вася уже умыта, тщательно кудряшки расчесаны, и новый костюм на ней, тот, что Груша сшила. Смотрит на себя Василиса в зеркало вагонное и видит одни свои глаза, а глаза так сияют, что и все лицо хорошеет.
Как будто все в порядке. Этот раз Володя не будет попрекать, что в «рванье ходит».
Полустанок. Выглянула в окошко Василиса. Утро раннее, а солнце печет. На севере еще весна только-только намечалась, а здесь все в цвету. И деревья. Какие-то непривычные, особенные. Листья вроде как у рябины, только цветом по-нежней, а целиком белыми гроздьями засыпаны. На сирень похоже, а все же не сирень. И запах прямо в окно ударяет, сладкий, приторный.
– Что это за деревья? – спрашивает Вася проводника. – У нас таких нет.
– Белые акации.
– Белые акации? Красивые какие. – Проводник сорвал несколько веток и Васе дал. Пахнут-то как! И так радостно у Васи на душе, что заплакать хочется.
Уж очень все кругом интересно, красиво. А главное… Главное, «через час Володю увижу, желанного, милого».
– Скоро ли приедем? – пристает Вася к проводнику. Кажется ей, что поезд ни с места. Застрял еще на разъезде. Пыхтит, пыхтит, а не двигается. Пошел, наконец.
Вот и город виден. Собор. Казармы. Пригород. Платформа вокзала. Где же Володя? Где?
Ждет его Вася у раскрытого окна. А Володя с другого конца вагона вскочил да и обнял ее.
– Володька! Ишь ты… Напугал. – Поцеловались.
– Давай скорее твои вещички. Вот познакомься: секретарь наш. Иван Иванович, заберите-ка вещи, а мы к автомобилю пойдем. У меня, Вася, теперь пара лошадей, своя корова, автомобиль… Хочу еще поросят развести. Места у нас много, целая усадьба. Поглядишь сама. Помещицей жить будешь. Дело налаживается. Недавно свое отделение в Москве опять открыли. – Рассказывает Владимир, спешит поделиться всем, чем живет сейчас, чем мысли полны. Вася, усевшись в автомобиль, слушает. И хоть и интересно ей про Володино узнать, а хотелось бы раньше про свое рассказать, да и от него услышать: как без нее жил? Скучал ли? Очень ли ждал ее, Васю?
Подъехали к дому. Особняк с садом. Подросток рассыльный в шапке с галуном у дверей сторожил. Помог из автомобиля сойти.
