Мудаки. Хотел бы я посмотреть на лицо своего отца, если бы он пришел домой, когда тут такой бардак. Он бы меня убил.
Нужно заказать клининг.
Не обращая внимания на все это, я иду прямо к бутылке виски, нахожу себе стакан и наполняю его до краев. Я беру стакан, но бутылку решаю оставить, ведь взять ее с собой, это слишком опасно, я не хочу повторения того, что случилось той ночью, когда я напился.
Лере не нужно, чтобы у нее появились новые представления о том, какой я человек.
Тяжелая рука ложится мне на плечо, и я разворачиваюсь, готовый ударить того, кто ко мне подошел, но обернувшись, я вижу Германа. На его лице читается озабоченность.
Какого хрена он вообще со мной трется?
Мы слишком разные. Мы вообще не должны быть друзьями, не должны даже находиться в одних кругах, и все же я не променяю этого ублюдка ни на кого.
26. Глава двадцать пятая.
— Она очень зла на тебя, — говорит друг, как будто я этого еще не знаю.
— Да. И что? — я безразлично пожимаю плечами. — Что ты хочешь этим сказать? Я тоже разозлился, когда узнал, что она наговорила обо мне. Не дай ее невинным глазам одурачить тебя, она просто притворяется, играет на чувствах.
Взгляд Германа немного расширяется, и я понимаю, что он потрясен моими словами. Обычно я не веду себя так с людьми, но с появлением в моей жизни Леры, я словно сорвался.
— Как долго ты собираешься играть в эти игры? Каков твой конечный результат? Должен ли я ждать, чтобы пробраться к ней, чтобы трахнуть ее, пока ты не сломаешь ее?.
Моя челюсть сжимается.
— Во-первых, это не игра, во-вторых, конечный результат давно мне известен. Я не остановлюсь, пока она не признает, что солгала. Пока я не почувствую, что она испытала достаточно унижений и разочарования.
Герман кивает.
— А что, если этого тебе не будет достаточно? Ее страдания не изменит прошлого. Она кажется милой девушкой. Вика сказала, что ее отец находится в наркологии, может быть, произошло какое что плохое в его жизни, о чем мы не знаем. Я могу это выяснить — если ты этого хочешь.
Я чувствую, как моя рука сжимается все сильнее вокруг стакана. Температура поднимается.
Заставляя дышать себя ровно, я делаю глоток темной жидкости, позволяя ей обжечь мое горло и осесть глубоко в желудке. Вместо того чтобы охладить мой пыл, сделать меня безразличным, она поджигает еще сильнее, заставляет меня пылать внутри.
— Она кажется милой девушкой, потому что она хочет, чтобы ты в это поверил. Хорошие девушки не лгут. Они думают о последствиях и не разрушают семьи. Лера не милая. А что касается прошлого, это, может, и не изменит того, что произошло, но мне точно станет полегче.
Я снова подношу стакан к губам и проглатываю остатки ее содержимого.
Мои внутренности снова окутывает тепло, тупая боль в груди становится менее заметной.
— А что насчет ее отца? Ты хочешь, чтобы я...?
Слова Германа прерываются, когда гаснет свет и в комнате становится темно.
Начинается паника, люди спешат к двери, крики и топот ног по полу наполняют комнату.
Я не двигаюсь. Я позволяю всем желающим уйти.
— Какого черта? Почему вырубился свет? — спрашивает Гера, на его лице недоуменное выражение.
Я чувствую как кровяное давление повышается, мне не хватает воздуха. Я чувствую прилив адреналина. Стиснув зубы, я в ярости разбиваю стакан об пол.
Она бы не стала... не стала бы!?
Если только у нее нет желания жестко пообщаться со мной, один на один.
