Святой Александр - страница 17



Оно оправдалось при великом князе Димитрии Донском в 1380 году. Тогда, пред битвою с Мамаем, ночью, в том храме, где была могила святого Александра, загорелись сами собою две свечи, из алтаря показались два честные старца и, приблизившись ко гробу, сказали: «О, господине Александре, возстани и ускори на помощь правнуку своему, великому князю Димитрию, одолеваемому от иноплеменных». И в тот час благоверный князь восстал из гроба и с обоими старцами сделался незрим. Явление это было донесено в Москву митрополиту, и тогда совершилось обретение святых мощей. На Московском Соборе 1547 года великий князь Александр Невский ввиду многократных чудес причислен к лику святых.

В 1723 году император Петр Великий перенес сам мощи благоверного князя Александра из Владимира в Петербург для утверждения новой столицы, основанной на берегу той самой Невы, где святой витязь славил Русь своими победами. Шествие мощей продолжалось более года. В Новгороде раку поставили на лодку, а близ Петербурга ее принял на торжественную галеру царь и сам стал у руля. Мощи благоверного князя покоятся в соборном храме Святой Троицы Александро-Невской Лавры, в драгоценной серебряной раке. Она сделана из первого серебра, найденного в царствование императрицы Елизаветы. Близ раки находится Владимирская икона Богоматери, принадлежавшая по преданию, святому Александру; в ризнице – его великокняжеская шапка.

Поэт Майков в превосходном стихотворении описывает предсмертные думы и кончину благоверного великого князя Александра. Эта проникновенная картина совместила, кажется, всю скорбь души благоверного Александра.

В Городце в 1263 году

Ночь на дворе и мороз.
Месяц – два радужных светлых венца вкруг него...
По небу словно идет торжество;
В келье ж игуменской зрелище скорби и слез...
Тихо лампада пред образом Спаса горит;
Тихо игумен пред ним на молитве стоит;
Тихо бояре стоят по углам;
Ти х и недвижим лежит, головой к образам,
Князь Александр, черной схимой покрыт...
Страшного часа все ждут; нет, надежды уж нет!
Слышится в келье порой лишь болящего бред.
Тихо лампада пред образом Спаса горит...
Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит...
Сон ли проходит пред ним, иль видений таинственных цепь
Видит он – степь, беспредельная, бурая степь...
Войлок разостлан на выжженной солнцем земле.
Видит: отец! смертный пот на челе,
Весь изможден он и бледен и слаб...
Шел из Орды он, как данник, как раб...
В сердце, знать, сил не хватило обиду стерпеть...
И простонал Александр: « Та к и мне умереть...»
Тихо лампада пред образом Спаса горит...
Князь неподвижно во тьму,
в беспредельность глядит...
Видит шатер дорогой, златотканый шатер...
Трон золотой на пурпурный поставлен ковер —
Хан восседает средь тысячи мурз и князей...
Князь Михаил перед ставкой стоит у дверей.
Подняты копья над княжеской светлой главой...
Молят бояре горячей мольбой...
«Не поклонюсь истуканам вовек», – он твердит...
Миг – и повержен во прах он лежит...
Топчут ногами и копьями колют его...
Хан изумленный глядит из шатра своего...
Тихо лампада пред образом Спаса горит...
Князь неподвижно во тьму,
в беспредельность глядит...
Снится ему Ярославов в Новгороде двор...
В шумной толпе и мятеж, и раздор...
Все собралися концы и шумят...
«Все постоим за Святую Софию! – вопят. —
Дань ей несут от Угорской земли до Ганзы...
Немцам и шведам страшней нет грозы...
Сам ты водил нас, и – Биргер твое