– Похоже, вы не хранили ему верность.
– А он мне хранил? – воскликнула Новикова. – Я-то к ночи всегда возвращалась, а он где-то прошляется и с утра кричит на меня: «заткнись! Я не выспался, а мне на работу! Башка у меня гудит, на тебя я смотреть не могу – подай мне костюм и исчезни. Не дай бог хоть пылинку найду!».
– На работу он ходил в костюме? – спросил Глеб. – Деловой человек?
– Дремучий работяга. Слесарем он что ли, или токарем… костюму лет пятнадцать, а носит. Пытается выделиться.
– Я вам сочувствую, – сказал Глеб. – В любви вы несчастны.
– Ну, а ты? – спросила Новикова. – Ты счастлив?
– Разумеется. Я ведь с вами – не с кем-нибудь.
– А если без шуток?
– С вашего позволения я начну одеваться, – сказал Глеб. – Мне следует проведать моих друзей.
– Разве они пришли? – спросила Новикова.
– По дому никто не ходит. Они не в комнате – вероятно, на улице. Обнимаются у всех на виду.
НЕ ОТОШЕДШИЙ от потрясения Кирилл Суздалев сидит на крыльце деревенского дома – он не замечает ни бродящей у его ног кошки, ни оказавшегося перед ним Глеба, который, проходя мимо Кирилла, мягко хлопнул приятеля по затылку. Лежание в постели Глебу приелось, и он рад возможности побыть вне стен; кошка к нему не подходит, взятая двумя пальцами и поднесенная ей рыбья голова ее отпугивает – Глеб выбрал голову среди остального мусора: у крыльца валяются и щепки, и гнутые гвозди, и обертки от конфет; на крыльце, как на троне, над всем этим восседает Кирилл.
– Как погуляли? – спросил Глеб. – Ну и глаза… ты что, напился? С Аней?
– Аня уехала, – пробормотал Кирилл.
– На чем? Кажется, ты не помнишь. Вы с ней разругались, и ты так залил горе в вине, то есть в водке, что оно потонуло. Ему не выплыть.
– Мы пили виски, – сказал Кирилл.
– С ней вдвоем?
– В компании, – ответил Кирилл.
– Где-нибудь в кабаке? – спросил Глеб. – Молчишь… А откуда здесь взятся кабаку, в котором разливают виски? Я навязчив… ты голову бы поднял: уехала и уехала. Подумаешь, горе.
– Не горе, но и не пустяк, – сказал Кирилл.
– Это ты сейчас говоришь. Раньше я не видел, что ты относишься к ней с неким придыханием. Скорее она к тебе.
– Ко мне… не к тебе.
– Кто-то к кому-то, – усмехнулся Глеб. – Не ко мне.
– Она тебе нравилась? – спросил Кирилл.
– Хмм… почему в прошедшем времени? Если я к ней что-то чувствовал, мои чувства не изменятся от того, что она уехала от тебя. Куда уехала, не сказала?
– Я не интересовался, – пробурчал Кирилл. – Упустил время спросить. Она и сама, наверное, не знала… моя Аня. Любившая меня девушка.
Прошло четыре года.
ГОРОДСКАЯ зима, дым из труб. Машина Максима Капитонова с сидящими внутри Акимовым и Алимовым стоит в промышленной зоне, привлекающей к себе съезжающиеся и настроившиеся стрелять группы людей, имеющих в выражении лиц такую же противоположность, как и у приехавших сюда сейчас – прислонившийся к машине Максим холоден. Акимов и Алимов издерганы.
– Если нас тут не перестреляют, куда мы отсюда поедем? – спросил Алимов.
– Искать тех, кто нас стопроцентно пристрелит, – ответил Акимов. – Я бы порекомендовал конюшню.
– Где лошади?
– Их выгуливают около нее. Мы подлетим на машине и посшибаем всех лошадей, кому бы они ни принадлежали. А они нередко принадлежат авторитетным людям, которые плохо на это реагируют.
– За своих лошадей они нас положат, – промолвил Алимов.
– Им и гнаться за нами не придется – мы выключим двигатель и, как обычно, останемся в машине сидеть. Сейчас-то мы в безопасности, а у конюшни нас бы искрошили. Макс бы за нас не вступился.
