– Серьезных? – усмехнулся Глеб. – Не думаю.
– А что ты думаешь обо мне?
– Вы несчастная женщина, – сказал Глеб. – Общение со счастливым мужчиной прибавит вам сил.
В ГОСТИНОМ зале принадлежащего Максиму Капитонова особняка находятся не снявший пиджак и скромно сидящий на стуле Андрей «Боярин» Воронцов и сам хозяин; на Максиме рубашка, рукава у нее короткие, с пренебрежительными взорами по сторонам он расхаживает по помещению, втайне гордясь достатком, не вызывающим у Воронцова особой зависти. Но зависть присутствует.
У Андрея Воронцова редкие слабые волосы. Концентрируя внимание на слишком вольной для делового человека шевелюре Максима, он к ним, своим, машинально притрагивается.
– Ты не продрог? – спросил Максим.
– Меня не ломает, – ответил Воронцов. – С чего бы мне мерзнуть посреди лета?
– В этих необжитых хоромах и летом прохладно. А обживать их некому – сам я тут редкий гость, а никому другому я жить здесь не позволю, чужая вонь в моей собственности недопустима. Ну, и дом у меня – не как у пешки… зачем я его купил?
– Чтобы присматривать, – промолвил Воронцов.
– С нагайкой я по производству не расхаживаю, и глазами там не зыркаю. Объем они дают, качество товара устойчиво, машины едут, на ухабах не подскакивают, дорога гладкая, будто кожа у… не стану себя распалять. Покрытие сменили за наш счет.
– Работа оплачена не впрямую? – спросил Воронцов.
– Мы – мужчины прямые, но умеющие вилять, – ответил Максим. – За это нам полагается рост доходов и репутации. Что закономерно, ведь старшие партнеры нами довольны.
– А что с местными?
– Думаю, им можно доверять, – ответил Максим.
– Но ты им не доверяешь, – сказал Воронцов.
– А вы не доверяете мне. Твое присутствие здесь никому не нужно, а ты вот приехал и заглянул в мой дом. На ужин не останешься?
– Я бы охотно воспользовался твоим гостеприимством, однако обстоятельства вынуждают меня не засиживаться. У меня, к сожалению, самолет.
– Не поезд? – спросил Максим.
– До железнодорожной станции мне ближе, чем до аэродрома. Не исключаю, что мне придется двинуться к ней.
– Ездить поездами безопасней, – глядя Воронцову в глаза, промолвил Максим.
– За вычетом тех случаев, когда в купе в тобой едут три киллера.
– Три – все-таки многовато, – усмехнулся Максим. – Из-за человеческих или обыкновенных денежных разногласий им вполне по плечу перестрелять друг друга у тебя перед носом.
– Надеюсь, они профессионалы, – сказал Воронцов, – и все пули будут направлены ими друг в друга, а не в стены. В меня не должно ничего отскочить.
– Погибнуть от пули, отскочившей от стены – крайне унизительно.
– Мне безразлично, как погибнуть, – вперившись в Максима тяжелым взором, сказал Воронцов. – Я бы еще пожил.
На ЗАТОПЛЯЕМОЙ солнцем террасе жмурящийся, как сытый кот, Глеб размеренно гладит лежащую на его коленях кошку.
Ревностно посматривая на кошку, незаслуженно удостоившуюся столь нежного обхождения, сидящая с Глебом на топчане Дарья Новикова прерывисто мнет в районе бедра узкое платье.
Кошка блаженно замурлыкала. Дарья Новикова удрученно закряхтела. Выражение их чувств на Глеба никак не подействовало.
– Ты не расслабляйся, – сказала Новикова. – Она у меня царапается.
– Если она меня оцарапает, я сверну ей шею, – промолвил Глеб. – Вы не пугайтесь – кошку я не трону.
– Ты это сказал… для меня?
– Ну, зачем же. В отношении вас подобное высказывание звучало бы, как угроза, а я готов говорить вам только самое приятное.
