— Осваиваю современные технологии. Да, я здесь из-за компьютерного класса и обновлённой латыни, не более того. Без аттестата отсюда меня не хотят брать в лучший университет вампиров.
— А такие бывают?
— Конечно, бывают. Вы же, маги, не хотите учиться с нами на равных, запрещаете поступать по тому же конкурсу.
Лулу промолчала. Она мало знала о конфликте вампиров и магов и не особенно хотела вдаваться в подробности. Рассуждать о том, правильно это или нет, можно бесконечно долго.
— Эу кохто туа камме лрах. Стрея дру ина варнах, — вдруг сказал Колин.
Лулу была потрясена. «Что он такое сказал?» Каролина широко распахнула глаза от удивления и спросила:
— Это что, древний вампирский? Откуда ты его знаешь?
Колин лукаво улыбался.
— Секрет. О котором должны знать только мы.
— Ладно, я тебя поняла, — улыбнулась вампирша в ответ и подмигнула. — Увидимся.
Каролина скрылась в коридоре, прикрывая за собой дверь. Повисло неловкое молчание. Колин засунул руку в карман, вытащил оттуда пачку сигарет и зажигалку. Демонстративно потряс ей перед ребятами и сказал:
— Джексон, мне кажется, твоей гостье пора.
— Да, я бы хотела уйти, но мы, к сожалению, не закончили беседу.
— Закончите как-нибудь в другой раз. Если он, конечно, представится.
***
— Почему оно не фотосинтезирует?
— Может быть, оно питается как-то по-другому?
Малыш плакал уже несколько суток и на самом деле за это время успел даже подрасти. Но ему хотелось есть, причём ужасно. Но ничего не давали. Только выводили на солнце, отчего ребёнку становилось невероятно больно.
— Ты заметил, что, когда оно на улице днём, то его кора начинает гореть?
— Это не кора, вот и горит.
— А что же это?
— Вероятнее всего, кожица, как у травянистых.
— Но трава не горит, если она просто находится на солнце.
— Ну так и детёныш – не трава.
— И откуда же оно взялось?
Когда наступила короткая в этом мире ночь, Лирри тихонько выбралась из домика, следуя своему чутью. Она чувствовала запах чего-то сладкого и сочного. На месте рука сама тянулась сорвать эти маленькие фиолетовые бусины, висящие на кусте. И Лирри сорвала их, положила в рот и разжевала своими пока ещё беззубыми дёснами. Вкусный, слегка вяжущий сок разлился у неё во рту. Стало так хорошо и сытно. Девочка рассмеялась, но слишком громко, к своему несчастью. «Мамочка» уже бежала на звук.
— Ларфей, что ты…
Ипокатастина в ужасе замерла. Ножки-корни начали непроизвольно подкашиваться.
— Хабиту! — закричала она, призывая своего мужа. — Ларфей – детоубийца!
— Что у вас тут стряслось? — Хабиту также вышел из укрытия и увидел ребёнка, перемазанного соком черноплодки. Если бы энты могли бледнеть, он бы сейчас это сделал.
— Да, неприятный момент, — протянул он. — Но зато теперь мы знаем, что она ест.
— Но это же ужасно. Она поедает наших сородичей!
Лирри, которой её новые родители дали имя Ларфей, уже жевала длинную траву, растущую неподалёку.
— Фу, нельзя! — сказала ей Ипокатастина, оттаскивая от травы.
— Да ладно, пускай покушает. Что, жалко, что ли?
— Да, жалко. Трава не имеет разума, как мы с тобой, но она чувствует боль! А черноплодная рябина – скорбь по нерождённым детям. Зачем оно вообще прибыло в наш мир?
— Может быть, поддерживать баланс? Популяционные волны там. Регулирует конкуренцию между растениями.
— У нас никогда не существовало конкуренции. Мы живём в мире и братстве.
— Ну, а может, была бы, если бы не появилось Ларфей. Может, у нас тут началась бы резня за солнечный свет через пару дней. Откуда мы знаем? Что мы вообще знаем об этом мире?
