Джокоса умолкла на минутку, а потом, заглянув мне в лицо, участливо спросила:
- Вы, небось, и имя своё тоже не помните?
- Не помню, – с сожалением подтвердила я. И на всякий случай прибавила: – Я многого не помню.
А про себя подумала, что я вообще ничего не знаю и мало что понимаю.
К счастью, на помощь мне тут же пришла Джокоса:
- Вас зовут Энфиселла Лорритэль Эйрин Анри’линс. По крови вы эльба. Вы яснейшая дюксесс, жена правителя Ламмаса дюкса Ширисана из знатного человеческого рода Мартевос, – сообщила повитуха, без запинки перечислив мои имена (из которых я запомнила только первое – и то, потому, что оно было созвучно моему: Энфиселла – Анфиса).
«Во как! Значит, я аристократка», – промелькнуло у меня в голове.
А вслух я спросила:
- Джокоса, а где же мой ребёнок? Почему мой сын не со мной?
Старушка насупилась, как будто мой вопрос не понравился ей. Или она не горела желанием на него отвечать.
- Дюксесс, вам нужно как следует отдохнуть. Я оставлю вас, – сказала она вдруг изменившимся, бесстрастным голосом и торопливо направилась к двери.
- Но, постой, Джокоса! – в отчаянии выкрикнула я и в мольбе протянула к уходящей повитухе руки. – Просто скажи, где мой сын? Что с ним? С кем он сейчас?
Джокоса будто не слышала меня – даже не обернулась.
Я коснулась своей набухшей груди и, проведя пальцем по влажному соску, убедилась, что молоко у меня всё-таки есть. Мне есть чем кормить моего малыша! Так зачем же его унесли? Зачем отобрали ребёнка у матери?!
- Джокоса! – не оставляя попытки, крикнула я вдогонку повитухе. – Мне не нужна кормилица, слышишь? В моей груди полно молока! Я хочу сама кормить моего сына! Так и передай моему мужу!
- Не беспокойтесь, яснейшая, скоро он заявится сюда. И тогда вы сможете сами высказать ему свои требования, – отозвалась Джокоса перед тем, как закрыть за собой дверь.
5. Глава 4
Сначала меня охватило жуткое отчаяние, но спустя минуту его вытеснил такой сильный гнев, от которого перехватило дыхание и потемнело в глазах.
У меня украли дитя, моего ангелочка, мою кровиночку! Я не сомневалась в том, что ребёнка именно украли, потому что, если бы его хотели оставить со мной, в комнату заранее принесли колыбельку. Но колыбельки не было!
Материнская тревога, десятикратно усиленная гневом, призывала меня действовать без промедления. Однако, едва вскочив с постели, я тут же со стоном повалилась обратно. Резкая боль пронзила всё тело и заставила меня согнуться, обхватив колени и подтянув их к подбородку. Я тихонько скулила, словно побитая собака, а по щекам текли слёзы.
Я подумала, что, если бы осталась в своём родном, богатырском теле, боль была бы не настолько ощутимой. Однако моё новое тело оказалось чрезвычайно слабым и хрупким; каждая клеточка в нём остро отзывалась на малейшие болезненные ощущения.
Какое-то время я лежала неподвижно, боясь пошевелиться, чтобы снова не пробудить чудовищную боль, какой я прежде никогда не знала. Понемногу боль отступила, я расслабилась и медленно выпрямилась. Я чувствовала лишь противную дрожь в коленях, но и этого было достаточно, чтобы страх перед новым приступом не покидал меня.
Не знаю, сколько времени я пролежала одна в пустой комнате. Никто не зашёл взглянуть на роженицу. Никто не тревожился о здоровье молодой матери. Никто не торопился поздравить яснейшую дюксесс с рождением сына.
От крови и пота все простыни промокли насквозь, надо бы сменить бельё, да никто не приходит.
