Не хочу ее видеть. Ее шестерки уже поздравили сына, сбитого машиной, с Днем пострадавших в автоавариях. Она мстительна.
О чем это я? Ах, да.
Камера. Крупный план.
«…противопожарное состояние соответствует требованиям инструкции…», номер и содержание которой каждый должен знать назубок. По каждому предписанному пункту. Подпись. И так каждое дежурство. Во имя безопасности.
А что мы делаем, чтобы обезопасить несмышленышей на огненном участке?
Тетушке Аглае нездоровится.
– Это все 8 Марта! Я не выношу этих общественных сборищ, да еще в этом холодном ДК, но надо же было с девочками повидаться! Опять же, подарок…
Всего подарка – красная революционная гвоздичка с кульком конфет.
– Ну, неужели я бы тебе цветка не привезла?
А девочки – подружки-пенсионерки, бывшие соседки и сослуживицы.
Целую ее морщинистую щечку над чистейшим вышитым воротником. Забытый запах ее мыла вызывает легкую трепетность.
– Побереги себя, – начинаю свою песню. – Предвыборный политический балаган, а не радость души. Тут у меня эклерчики свежие, пост, но крем легкий, заварной…
Оставляю ее в кресле, собираю чай. Она чуток надулась. Но женщина берет свое.
– Всегда неудобно себя чувствую, когда меня поздравляют с тем, что я – женщина! Скажи в ответ: поздравляю с тем, что вы – мужчина! Обидятся. А нас, значит, можно? Раз в году они это изобразят с притопыванием и прихлопыванием, а потом сидят на шее и грубят круглый год! Каковы лицемеры?
Расскажет ли мне сегодня что-либо о возлюбленном своем, вспоминая святых Аглаю и Вонифатия? Отпустила, де, любимого человека, теперь только душа его рядом…
Но ее развернуло в другую сторону.
– И что эти девочки выдумали? Роза Ефимовна, нуу, ты знаешь эту семью, обеспечены, но мальчики там почти все болезненные, сватает к тебе своего племянника Аркадия! Каково? Короче, отдам в хорошие руки с материальной поддержкой…
– Надеюсь, ты поблагодарила Розу Ефимовну?
– А тут Ниночка встряла в разговор, едва Розу Ефимовну не обидела! Говорит, у меня племянник в самом Внештрансе водилой работает. Пьет только дома, зарабатывает хорошенько, и, что важно, мужское здоровье ого-го!
– Надеюсь, ты поблагодарила Ниночку?
– Но тут встряла Викторовна! У них, в группе «Здоровье», весьма интеллигентный гуру. Все книги перечитал, все истолковывает. На баяне играет! Хлипковат, но какие-то мудреные гороскопы совпадают…
– Откуда столько барахла со сватьями и советчицами? Я и так живу хорошо, у меня все есть. Надеюсь, ты поблаго…
– А я еще круче! Сашенька Гришин уходит в запас и возвращается сюда, к маменьке Лидии Сергеевне. Звание! Квартира! Пенсия!
Она торжествует.
– Ах, Аглая, Аглая, и это не мой Вонифатий!
Она долго молчит, ставит на блюдечко допитую чашку.
– Права ты только в одном случае, если твой Вонифатий живым в сердце горит. Даже после смерти.
Опускаю глаза.
– Что происходит? Почему он не видит, что отдает меня на муку?
Припоминает что-то…
– Что мне в моем погибшем имени?.. Кляни меня, но не гони меня. Убей, но не гони меня… Так, кажется, у Тарковского… Так просто!
Ее слезы не капают, падают. Отвесно. Редкие. Крупные. Одна за одной.
Достаю НЗ – фляжку с коньяком. Подливаю в кофе. Только бы она выдержала это.
– До этого, оказывается, я всего лишь влюблялась…
– Ты помнишь тот год, когда этот мелкий глупец меня бросил? Ну, я еще ушла работать в котельную?
– Кажется, что-то было…
– Теперь я тебе говорю: радуйся! Безответная любовь – диамант преображения человека. Сначала погаснет страсть. Это – год, два, три. Но если ты рассмотришь и пронесешь сквозь сжигающую страсть саму любовь – станешь иной.
