Сюжет для жизни - страница 17

– Куда я пойду, идиотка?!

– Куда хочешь. Меня это не интересует.

Он начал звонить кому-то, потом Маня слышала, как он договаривается о встрече. Потом он собирал вещи, попытался что-то вякнуть.

– Брысь! – сказала Маня. Она уже успокаивалась, но решения не изменила. Он еще повозился и ушел, но напоследок так хлопнул дверью, что отвалилась ручка.

Манин второй муж был авантюрист и гешефтмахер, каких поискать. Но при этом он умел так влезть в душу к любому, что перед ним раскрывались, и тогда он бил, но сразу было и не понять, что это больно. Больно становилось потом, когда людям не возвращались деньги, взятые таким милым Сергеем Георгиевичем. В долг, безусловно, в долг, а вам вернется с процентами. Дудки! Ни денег, ни процентов. Когда количество перешло в качество – его начали периодически отлавливать и бить. Мане он врал, что деньги у него украли, что его подставили. «Эти сволочи, Маня, представляешь, сговорились против меня, а я только посредник, я ничего не получаю, кроме жалких процентов, меня кинули». И она верила. Он умел это – без мыла в ж… И очень складно врал. А когда верить хочется – веришь. Нет смысла описывать все его прожекты, идеи, подставные фирмы. Остап Бендер со своими «Рогами и копытами» – простодушное наивное дитя рядом с Маниным мужем. Бывало, денег приносилось немерено, и тогда он говорил, что провернул очередную сделку с недвижимостью или партией товара и это – его процент. Но если таковы проценты, то какие же суммы крутились там в начале сделок? У Мани голова шла кругом и, что греха таить, она не хотела задумываться, пока всё было вроде бы хорошо. Но расплата всегда наступала. А Маня, собрав, что осталось, вытерев сопли и слёзы, в очередной раз верила. Особенно жалостливо звучали его рассказы о несправедливых расправах. Он ведь хотел для всех, как лучше, а эти жулики его же и подставили. Потом, уже в Израиле, куда он так стремился, потому что у него горели подошвы (за ним шли по пятам бандиты и менты), он немного попритих. Он всю их еврейскую семью взвинтил ехать в страну исхода. Будучи наполовину русским, наполовину немцем, он с истинно еврейской смекалкой быстренько обстряпал и устроил все дела с отъездом; и вот – они все здесь. И этот «деловар» – куда ж без него! Он в Маню, как клещ, вцепился. Еще там он умудрился продать её квартиру и вложить все деньги в какой-то концерн, которых расплодилось в 90-х, как блох. Потом концерн благополучно лопнул и, соответственно, никто не собирался возвращать никакие деньги. С Маниным мужем сыграли в его игру, только в масштабе страны, и не такие мелкие сошки, как он. Но муженек не унывал, находя всё новые источники дохода. Он торговал всем – от шампуня до деревообрабатывающих станков. Тянул, где мог, а где не удавалось – там его били. В общем, муторно всё это было и противно Мане вспоминать, но она и с себя не снимала вины. Вера и надежда – девушки, безусловно, хорошие, но только если зрячие. А Манины были инвалидки по всем пунктам – глухие, слепые и немые. Так она с ними и жила, с болезными. Маня переезжала с квартиры на квартиру, а это охвостье таскалось за ней, как Птибурдуков за Варварой, и ныло, ныло… Она просто отупела от этого.

В тот день, когда она его выгнала, – это был первый, но не последний раз. И, оставшись одна в квартире, она, первым делом, открыла все окна, чтоб им и не воняло здесь. Ей было хорошо, даже имея в виду то, что ничего хорошего, в общем-то, и не было. Не было денег и настоящей работы, зато был непомерный долг, который надо было возвращать банку. Срочно надо было искать работу…