Та девушка - страница 9

«Его лицо показалось мне красивее красивого, радостно екнуло сердце», – вспоминала Мария Федоровна свою первую встречу с Алексеем Максимовичем.

Сама Мария Андреева, знаменитая русская актриса Московского Художественного театра, – стройна и элегантна; на ее лице тень меланхолии, ее движения медленны и спокойны.

Кажется, Михаил Лермонтов говорил, что красота лица определяется формой носа. У Андреевой был чудесный нос, с тонкими, точеными ноздрями. В ней все было красиво. Когда она улыбалась, уголки ее рта подымались, лукаво, заманчиво. И глаза смеялись, продолговатые, светло-карие, влажные. Кожа у нее была такая, что даже под беспощадным солнцем юга она не боялась показываться без румян и белил. Не мудрено, что по ней сходили с ума, а, завидев издали ее развевающееся белое платье, ее высокую, гибкую фигуру, молодые поэты обрывали любой разговор и бежали, как сумасшедшие, за ней, чтобы пожать ее тонкие пальцы, заглянуть в ее искристые глаза. Ее прогулки по набережной были триумфальными шествиями. Это та синьора, за которой всегда усиленно охотились репортеры. Недаром она пленила бешено популярного в то время поэта Серебряного века Сашу Черного:

А Всеволод Мейерхольд оставил в своем дневнике такие стихи об этой прима-актрисе Художественного театра:

Трудно было представить рядом двух столь несхожих людей. При всей страстности натуры, Мария Федоровна внешне всегда была невозмутимо хладнокровна и сдержанна в эмоциях, одевалась изысканно у самых дорогих модисток и не только имела вид рафинированной светской дамы – она ею была. А «Буревестник революции», Алексей Максимович, был на удивление слезлив и излишне непосредствен в выражении чувств. Щеголял в костюме «собственного изобретения» и всегда был одет во все черное. Он носил косоворотку тонкого сукна, подпоясанную узким кожаным ремешком, суконные шаровары, высокие сапоги и романтическую широкополую шляпу, прикрывающую длинные волосы, спадавшие на уши. Даже внешне у них было мало точек соприкосновения. Образованная потомственная дворянка и писатель-самоучка…

Удобно расположившись в плетеных креслах, гости вступили с хозяевами в оживленный разговор об общих знакомых: о Леониде Андрееве,53 Федоре Шаляпине, Александре Тихонове (Сереброве)54, Генрихе Лопатине.55

Больше всех шумел Горький. Вот он закурил, крепко затянулся и тотчас вновь забасил, загудел и стал жестикулировать и взмахивать руками. Говорил он громко, с жаром, образно, нарочито грубым голосом. Иван Бунин влюблено глядел на него, прикрыв рот ладонью, пряча лукавую улыбку.

Алексей Максимович уверенной рукой разлил по бокалам вино из графина, пододвинул вазу с фруктами и тарелку с тартинками, и, жмурясь от удовольствия, стал показывать гостям свою довольно обширную коллекцию редких монет, медалей, гемм, драгоценных камней. Он ловко, кругло, сдерживая счастливую улыбку, поворачивал камни и монеты в руках – разглядывал сам, и показывал женщинам, блаженно улыбаясь. Так же он и вино пил: со вкусом и с наслаждением, разом выпивая полный бокал, не отрываясь до дна, причмокивая губами.