Вскоре под нависающей гранитной стеной весело затрещал костер, старательно отгоняя от себя ночную темноту. Савелий и сам не заметил, как его, согревшегося, начало тянуть ко сну, несмотря на пережитое. Вдруг во мраке за освещенным кругом что-то зашумело, заскрипело старыми ветвями; застучали комья земли, падающие с зашевелившихся толстых корней, стремящихся выбраться наружу. Прикрыв рукой глаза от огня, Савелий увидел, что вековая сосна, от ствола которой он совсем недавно получал крохи оставшегося дневного тепла, медленно приближается к нему; подняв взгляд, он заметил в отблесках лунного света, что на заостренной верхушке дерева вырезан грозный лик, гневно распахнувший рот в беззвучном крике.
Не помня себя от страха, поручик попытался бежать, но ноги словно налились свинцом – вместо того, чтобы стремглав сорваться с места, он смог сделать лишь два неуверенных шага. Выхватив из костра горящую головню, он попытался отмахнуться от огромного менква, но понял, что тщетно: острая от торчащих иголок ветка уже оплела его ноги и крепко сжала плечо.
– Негоже огонь без надзору оставлять, – прозвучал мужской голос где-то совсем рядом.
6
В светлой натопленной горнице, напротив красного угла стоял шестнадцатилетний Авдотий, силясь прочитать текст в старой потрепанной книге, лежащей перед ним открытой на столике рядом со свежими березовыми розгами. Над столиком находилась полка с тремя иконами; с нее на мальчика с сожалением взирали святые, житие которых он все не мог зачитать ни про себя, ни вслух.
– Ну? – грозно спросила мать, сидящая на лавке рядом с печью; несмотря на духоту, Екатерина Никитична была одета в телогрею, доходившую ей до щиколоток.
Авдотия затрясло. Прошло уже девять месяцев с того момента, как мать решила сделать его, своего единственного сына, грамотным, отдав на обучение церковному дьяку Сидору, считавшимся в деревне человеком ученым. Сидор с готовностью взялся за сынка состоятельного коннозаводчика Матвея Козелкова – бывшего крепостного, когда-то получившего вольную от барина, – зная, что наградой его не обделят. И вправду: за занятия с Авдотием ему исправно платили до тех пор, пока норовистый калмыцкий конек не заехал копытом в лоб старшему Козелкову, умертвив на месте. Вдова, несмотря на природную сметливость и крепкую хватку, не смогла удержать хозяйство в прежнем размахе – не в последнюю очередь этому способствовали налетевшие коршунами процентщики, у которых отец Авдотия занял крупную сумму незадолго перед смертью на расширение дела: если прославленному в местных краях заводчику они доверяли и могли потерпеть с возвратом долга, то его вдове о подобных уступках оставалось только мечтать.
Проблема была в том, что чтение никак не давалось Авдотию. Он знал азбуку наизусть, с легкостью воспринимал отдельные буквы, но вот сложить их в слова ну никак не получалось! Его учитель уже давно понял, что в голове подопечного скрывается какой-то изъян и учить того чтению бесполезно, однако не спешил сообщать об этом Екатерине Никитичне, пока та исправно вносила плату за уроки. Но как только женщина начала просить повременить с оплатой, то дьяк сжалился над вдовой и посоветовал отложить средства на более необходимое.
«Времена для вас тяжелые наступили – со дня на день в плуг придется впрягаться, – поэтому средства лучше поберечь, нежели на бестолковое занятие тратить» – заявил он.
