Его товарищи не спешили мстить за друга. А народу на школьном дворе прибывало.
– Что у вас здесь происходит! – раздался властный, мужской голос. То был охранник, отвлёкшийся от кроссвордов. Как-никак, а школьная территория – его зона ответственности, – рассосались! Бегом!
Компания сразу встала на лыжи.
– Ходи, оглядывайся! – кричал разворачиваясь на сто восемьдесят градусов Дима. Егор подумал, что с этого дня, наверняка, стоило бы.
Он на ходу вытер нож о бумажный носовой платок. Сложил его и убрал в карман. Оборачиваться было нельзя. Того и гляди, будешь в кабинете директора слушать лекции о своём будущем. Он припустил на остановку. Быстрая ходьба, то и дело переходящая в бег, помогала бороться с адреналином. Егора лихорадило. Руки тряслись. Он потел. Со стороны, наверное, казалось, что ему поплохело после урока физкультуры.
Это была не первая его драка. И не последняя. Но привыкнуть к ним нельзя. «Если ты привык к дракам – считай, что до колонии или до дурки осталось совсем чуть-чуть. Не лезь в дерьмо» – говорил дядя Серёжа. Наверняка, он что-то знал о жизни. По крайней мере, Егор так думал.
В голове лихорадочно мелькали мысли, одна хуже другой. Он думал, как можно было обойтись без крови. Может быть стоило отдать деньги. Или попытаться убежать. Теперь же действительно придётся оглядываться. А что если охранник или кто-то из мелюзги настучит Елене Ивановне или кому-нибудь из завучей? Ой-йой, добра не жди. От конечной остановки до дома Егор пробежал с максимальной скоростью. Прохожие недовольно смотрели на нарушающего покой школьника с тяжеленным портфелем.
Физическая нагрузка помогала создать штиль в голове. Домашние занятия помогали штиль сохранить. Егор наколол дров. Натаскал воды в бак печи. Можно было и набрать из чёрного резинового шланга, но Егор решил набрать усталости. Затопил баню. Вымыл посуду. Нажарил картошки. Делал всё, только бы не думать. Бутч смотрел на хозяина, носился по двору, ругаясь на прохожих. Когда Егор переделал всё, что попалось ему на глаза, в голове остались ещё пара сотен дел на завтра, он, вымывшись и наевшись до отвала, пил чёрный чай и смотрел на вечернюю улицу.
До отца дозвониться не удалось – тот был не в сети, видимо, сигнал пропал окончательно. Такое уже бывало, когда на Севере была плохая погода. Егор представлял метель и буран, смешанные с дождём и ветром. Этакая жуткая буря, сметающая всё и вся. Он чувствовал себя одиноким, запертым в тесной халупе, где-то далеко на отшибе. И никто не придёт за ним. И никто не услышит его криков, если он вдруг решит помирать.
Чтобы отогнать мысли Егор включил телевизор. Музыкальная программа орала попсу. Ботоксный ведущий в чёрных брюках и красном пиджаке пытался шутить. Лощеные приглашённые гости тоже. Егор засел за уроки. Голова быстро загудела от формул. От того, что надо было сделать. И на многие задания Егор быстро забил. Особо сложно ему давалась химия. Новый предмет. Новый учитель. Новый учебник. Ничего не понятно. Ноль наглядности. Сто процентов ненависти к детям. Но делать было нечего. Либо так, либо снова оказаться на ковре в завуческой, выслушивать длиннющую речь про его место в жизни. Терпеть замечания к отцу. Пытаться не заорать на взрослых ещё не сломавшимся, писклявым голосом.
Егор где-то вычитал такую фразу: «Его тошнило от жалости к себе». Он продумывал её к месту и не к месту. И не до конца понимал, понимает ли её.
