Такова жизнь - страница 3

Я постоянно писала письма моему любимому Феде и отправляла в Тверь на адрес моей тёти. Ответа не было. Я плакала, переживала и никак не могла забыть Федю. Но жизнь шла, и за мной ухаживали молодые люди. Когда мне исполнилось двадцать два года, я вышла замуж за хорошего человека, служащего банка, и мы жили отдельно от моих родных, в доме его умершей бабушки. Мой муж был добрый, спокойный и в политику не вмешивался, но мы часто обсуждали военные действия польской армии, которая тогда отвоёвывала свои территории и у немцев, и у украинцев Советской республики. Ведь польского государства не было на карте Европы больше ста лет. Оно было в своё время разделено между Россией, Пруссией и Австро-Венгрией. И только в 1918 году благодаря Пилсудскому Польша стала возрождаться, и во всём обществе был взрыв патриотизма. В 23-м и в 24-м годах у нас родились два сына-погодка. Как только дети немного подросли, я стала учительствовать. Мне помогало хорошее образование, полученное в России, которому мои родители уделяли много внимания и тратили на него немало средств.

Жизнь моей семьи не была бедной, муж регулярно получал жалованье. Но поскольку подрастали дети, постоянно была забота, во что их одеть, особенно по праздникам, и было тяжело с продуктами. Но молодость помогала переживать эти трудности. Надо сказать, в молодости я была интересной внешности и хорошей собеседницей. Много читала Пушкина и Мицкевича и других писателей. Кое-что писала сама – больше о российской жизни, – но до издания рассказов и стихов дело не доходило. Казалось, жизнь моя была налажена и надо только радоваться, но в душе я постоянно думала о своём возлюбленном, оставшемся в России.

Раньше в Твери он жил недалеко от нас, а потом служил в Москве – он был офицер. А познакомились мы на пожаре, который случился у нас – горели баня и двор. Он случайно оказался возле нашего дома, а когда увидел пожар, тушил его и сильно пострадал. Увидев ожоги, я стала оказывать ему помощь, обрабатывая и забинтовывая раны. И с первой секунды поняла, что это мой мужчина и моя любовь. Когда я закончила с бинтами, я не смогла сдержать свои эмоции и поцеловала его в губы. Я гладила его по задымленным щекам и волосам и долго смотрела в его в зелёно-голубые глаза. Вскоре он уехал, но мы часто переписывались, изредка встречаясь. Последняя наша встреча была решающей в наших отношениях. Мы неделю жили в снятой квартире. Нам казалось, что другого мира не существует и солнце светит только нам двоим. Я его очень любила и была уверена: это моя судьба на всю жизнь. Сегодня я могу сказать, что всё так и было, но только вместе быть тогда, в России, нам было не суждено. Так распорядилась судьба. Только много лет позже, в августе – сентябре 1944 года, когда война уже шла к концу, мы виделись с Фёдором ежедневно и ежечасно, но на расстоянии. Нас разделял лагерный забор.

А тогда, когда мы с ним простились в России в последний раз и он уехал в свою часть, я долго о нём ничего не знала. Но однажды от него было одно письмо. Он писал, что находится на фронте в русской армии, воюет против немцев, был ранен. Потом, после госпиталя и подписания Брестского мира, он воевал на стороне красных. Обещал скоро вернуться и в письме просил моей руки. Я тогда не думала о том, что он воюет на стороне тех, кто разорил нашу семью. Я была молода и так глубоко не думала. Я жила чувствами к нему и надеждой быть рядом только с ним. Тогда я даже отказывалась уезжать с мамой во Львов. Моя мама и её сестра уговаривали меня, но я категорически отказывалась. Я надеялась, что Фёдор вот-вот приедет за мной. И только тогда, когда люди в форме с оружием пришли к нам, дом перегородили пополам, сделали второй вход, заселили туда человек пятнадцать военных, я поняла, что одной оставаться дома нельзя. Я написала Фёдору письмо, что меня могут увезти в Польшу, и просила его скорее приехать и забрать меня. К сожалению, от Федора на моё письмо ответа не было.