Я стояла у открытого окна, мысленно обнимала Фёдора и плакала от горького счастья. Я ему написала адреса, где меня можно будет найти после войны. Почти целый день не было дома моей подруги Эльзы. Только она могла выполнить просьбу Фёдора. Она уехала в город Скавина к друзьям мужа. Эльза рассказывала, что там целая группа поляков, которые совершают разные диверсии против фашистов. В одной из них муж Эльзы погиб. И она с радостью согласилась выполнить просьбу русских, чтобы хоть как-то отомстить убийцам мужа. Ближе к вечеру Эльза привезла кочан капусты. Сказала: «Здесь» – и вскоре ушла к знакомым в соседнюю деревню.
В назначенное время, хотя почему-то обхода ещё не было, я вынула пистолет из склеенного тестом кочана и завернула в тряпьё. Ночь была светлая, и я вся дрожала. Я осмотрелась, прислушалась и в последний раз передала Фёдору свёрток с его просьбой, читая молитву: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас грешных!» Когда я отошла от забора, из темноты донесся немецкий голос: «Хальт! Что ты здесь делаешь?»
«Нихт ферштее», – ответила я, и застыла на месте. Я знала, что убегать нельзя, так как по убегающим немцы сразу стреляют. Меня увели в домик у проходной. По дороге они громко что-то обсуждали и недвусмысленно хохотали, показывая неприличные жесты. Через десять минут пришел поляк, знавший немецкий. Он был с добрыми глазами, и раньше я его встречала на улицах села. На вопросы немцев я ответила, что страдаю бессонницей и головными болями и часто по вечерам выхожу из дома погулять. Меня быстро отпустили.
Анджей, так звали поляка-переводчика, проводил меня до дома. По дороге он сказал, что завтра или послезавтра производство ящиков переводят в Германию вместе с этими русскими, об этом говорили между собой немцы. Придя домой, я сидела у освещенного луной окна и вслушивалась в то, что происходит в лагере, но ничего не было слышно. Я уже думала, что Фёдору с друзьями не удалось открыть двери барака, как в дверь тихо постучали. Я, не спрашивая, открыла дверь и задохнулась в объятиях Фёдора… Мы проснулись, когда уже начало светать. Я просила, умоляла Федю уходить скорей. Вот-вот люди пойдут на работу. Я хотела, чтобы он как можно дальше смог уйти на восток за железную дорогу.
– Я не пойду на восток, – сказал он, – наши войска скоро будут и в Чехословакии, туда я и пойду по реке Висла, в которой затеряются мои следы.
Я дала ему все продукты, какие были дома. Напоследок он сказал, что не мог не прийти ко мне, и пошутил, что одно свидание в два десятка лет – это слишком мало и он надеется вскоре встретиться вновь и навсегда. Мы разорвали объятия, и он быстро вышел, сказав уже из дверей, чтобы я тоже покинула посёлок. Я молилась. Наутро во всём поселке был переполох. Несколько машин с солдатами прочесывали всю округу и все дома. Потом часов в девять привезли собак, которые привели немцев к моим дверям. Меня арестовали…
…Я был настолько вовлечен в рассказ, что когда объявили о прибытии в город Лодзь, у меня не было ни малейшего желания расставаться с Анной.
Она мне сказала:
– Я еду к моей младшей дочери и внукам.
Тогда я записал номер телефона сервисного центра, где мне предстояло некоторое время работать, и попросил Анну позвонить мне. Я хотел знать продолжение истории, которая меня так захватила.
– Я обязательно об этом напишу книгу, – сказал я, ни на секунду тогда не сомневаясь, что именно так и будет.
