Там, где трещины становятся рассветом - страница 7
– Нет. Это выбор. – Павел обнял её, пахнущую пылью студии и грустью. – Звёзды не командуют – они освещают пути. Даже если идти по ним больно.
Они бродили у реки, где в юности собирали чернику. Лира бежала впереди, крича, что нашла «созвездие цапли» в отражении луны.
– Я должна была… – начала Алина.
– Ты подарила мне всю вселенную, – перебил Павел. – Каждая твоя скульптура, каждая открытка – новая галактика в моём телескопе.
Алина осталась. Она лепила звёзды: взрывы сверхновых в бронзе, спирали галактик в прозрачном стекле. Павел учил Лиру читать карты неба, а та смеялась, что астрономия – это «поэзия чисел».
В ночь отъезда Лиры в институт они стояли на холме.
– Жаль, мы не… – начала Алина.
– Смотри, – Павел указал на небо. Разорванное кольцо теперь соединялось с Лебедем мерцающей аркой. – Иногда две звезды не сливаются. Они рождают третью – ярче их обеих.
Лира стала астрономом-скульптором. Её выставка «Несбывшиеся орбиты» гремела в столицах. Центральная работа – две фигуры под звёздным мостом, а между ними девушка, тянущая руки к Млечному Пути. В каталоге значилось: «Спасибо тем, кто научил, что любовь – не цепь. Это свет, ведущий к себе».
Павел и Алина так и не стали парой. Но их вечера на веранде, заваленной глиной и звёздными картами, были полнее любых объятий. Ведь даже звёзды, разделённые световыми годами, в чьих-то глазах складываются в единый узор – стоит лишь найти правильный угол зрения.
Елена
В городе, где улицы были вымощены осколками забытых обещаний, а небо вечно затянуто пеплом угасших звёзд, жила девушка по имени Елена. Вернее, почти не жила – существовала. Как все здесь. Взрослые, когда-то носившие имена, теперь звались просто: Тот-Кто-Шьёт-Тени, Та-Что-Собирает-Пыль, Он-Без-Глаз. Они забыли, что мир может быть иным. Только дети шептались о легенде: где-то за Чёрной рекой растёт Древо, чьи корни питает надежда. Но никто не верил – кроме Елены.
Её мать, Та-Что-Дарит-Сны, умерла, оставив дочери коробочку с семенами, светившимися в темноте.
– Посади их там, где тень гуще всего, – прошептала она перед тем, как стать прахом. – Но только если поверишь, что они взойдут.
Елена шла через кварталы, где дома плакали смолой, а фонари гнулись под тяжестью мрака. У Чёрной реки, чьи воды пожирали свет, её остановил Страж-Без-Лица.
– Ты не пройдёшь. Никто не проходит, – его голос скрипел, как ржавые шестерни.
– А если я поделюсь с тобой светом? – Елена раскрыла ладонь. Семена пульсировали, как крохотные сердца.
Страж замер. За тысячу лет ему предлагали взятки тенями, ложью, даже душами. Но светом – никогда. Он кивнул.
Лодка из рёбер погибших мечтателей довезла её до острова. Древо стояло мёртвое, его ветви – как скрюченные пальцы. Елена вырыла ямку, но земля шипела, обжигая руки. «Не взойдёт», – шептал ветер. «Бессмысленно», – стонали корни.
– Мама верила, – сказала Елена вслух, и слёзы упали на семя.
Оно взорвалось россыпью искр. Из трещин в почве полезли ростки – сгустки света. Они обвили Древо, и на ветке распустился цветок из лучей.
– Ты… оживила его? – Елена обернулась. За ней стоял юноша с глазами цвета морской бури. Виктор, сын Того-Кто-Прячет-Слова.
– Я просто… не перестала верить.
– Тогда нам нужно больше света.
Они вернулись в город. Везде, где люди прятали воспоминания о счастье, Елена и Виктор сажали семена. Некоторые гаснули. Но там, где находились те, кто шептал «а вдруг?», ростки пробивались, цепляясь за трещины в асфальте.