Там, откуда родом страх - страница 4

– Еще не женился, а уж лезешь, куда не надо, – произнесла она осевшим голосом. – Вот женишься, тогда хоть ложкой хлебай.

Петр продолжал лежать на земле, тяжело дыша и медленно приходя в себя.

– А ты пойдешь за меня? – с затаенной надеждой спросил он, поднимаясь на ноги.

– Пойду, чего не идти за тебя. Мужик ты, видать, хороший, мужем будешь добрым. И ласковый ты. Любо мне это. Вот только родители не захотят за мещанина отдать. Они хотят меня за состоятельного человека отдать, за офицера или чиновника.

– А мы что, не состоятельные? Уж не беднее вас. Хозяйство у нас самое крепкое в слободе.

– Да брось ты своими коровами хвалиться. Давай лучше обсудим, как быть. Уж очень ты люб мне. Я тебя давно заприметила, да все не решалась подойти, а ты только пялился на меня, как баран на новые ворота, и никакого толка.

– А что мне оставалось делать, когда ты меня и не замечала. Да и на гулянья все лето не приходила.

– Я думала, что так быстрее тебя забуду, и родителей тогда огорчать не пришлось бы.

– Ласточка ты моя, – с глубокой нежностью произнес Петр, пытаясь снова обнять ее. Но Лена оттолкнула его.

– Не лапай, опять полезешь, куда не надо. И так всю юбку измяла. Как теперь домой явлюсь? Петр смущенно потупился, а Лена медленно пошла в сторону дома.

– Знаешь, – задумчиво произнесла она. – Есть только один выход, надо бабку Овчинниху к этому делу подключить, с ней даже еврей торговаться не сможет, кого хочешь, уговорит. Ты отца к ней направь, она это дело быстро обделает. Только не говори, что я научила, скажут, что сама на шею вешаюсь.

Петр некоторое время молчал, обескураженный ее поведением, потом тихо спросил:

– Это повивальная бабка, что по соседству с вами живет?

– Да, она самая. Она не только роды принимает, она мастер на все руки. И сваха, и от сглаза лечит, и от испуга, и грыжу у младенцев заговаривает.

– Хорошо, я поговорю с отцом.

На этот раз они расстались без поцелуев. Уже войдя в калитку, она словно вспомнила о нем, оглянулась и прощально махнула рукой. А Петр остался один на один со смешанным чувством радости, растерянности и тревоги. Тревоги неясной, но жгучей.

На утро во время раннего завтрака Петр завел разговор о женитьбе.

– Батя, как ты думаешь, не пора ли мне жениться?

Мать радостно всплеснула руками, но сдержалась, промолчала. Не бабье дело в мужской разговор соваться. Отец же молчал, продолжая тщательно пережевывать отварное мясо, и, только проглотив кусок и запив его проквашенным молоком, заговорил:

– Пора-то оно пора, а как насчет невесты, присмотрел кого или так, языком чешешь?

– Да нет, батя, не чешу. Приглянулась уж больно мне дочь купца Грекова – Елена.

– Ишь, куда замахнулся! Этот товар не по нам.

– Да брось ты, батя, прибедняться. Какой он купец? Простой лавочник, мы, поди, не беднее.

– Тут дело не в деньгах, а в сословии. Каждый целит повыше попасть. У кого есть деньги, хочет положения, у кого есть положение, часто не имеет денег. Вот такие и находят друг друга, восполняя недостаток партнера. А мы тут ни с какого бока не подходим. С нами они только в лужу сядут.

– Что ты, батя, себя совсем не ценишь. И хозяйство у нас справное, и дом не хуже, чем у них. Попытка не пытка, не убьют же. Откажут, так откажут. Как-нибудь переживем.

Отец долго молчал, очевидно, обдумывал сложившуюся ситуацию, потом поднял вверх руку и резко опустил:

– Эх, была не была. Чем черт не шутит, пока бог спит. Мы тоже люди. Вот только кого к ним заслать, тут от свахи многое зависит.