Когда рыбу бросают на песок, она пытается дышать, широко и конвульсивно открывая рот, и выглядит при этом гораздо эстетичнее, чем молчаливая маска древнего ревнивого божества, исказившая лицо Галины Алексеевны.
– Я этого так не оставлю, слышите меня? Через неделю я заберу дочь домой, а вы отправитесь в суд!
– Это исключено. Вы можете запросить через суд проведение медэкспертизы, но любая комиссия не разрешит вам забирать Маргариту Евгеньевну из стационара. Пожалуйста, поймите, что ваша дочь находится в очень сложном состоянии. Ее психическое здоровье сильно пострадало, и ей необходимо длительное и спокойное лечение. Все лечение пройдет по полису ОМС. Если у вас есть информация о ее полисе ДМС, то, пожалуйста, сообщите нам страховую компанию, чтобы мы смогли наладить с ними контакт.
– Я не знаю, что у нее там есть, – бросила она. – Спросите у нее сами. Что ж, она получила то, что хотела. Она никогда не слушалась мать, вот и попала в психушку.
– Вы слишком жестоки к ней, – возмутилась Евгения Николаевна. – Ваша дочь серьезно пострадала, и выяснять отношения, а тем более укорять ее нельзя! Этим вы только усугубите ее состояние.
– Это моя дочь, и я знаю, что для нее лучше. Уж не думаешь ли ты, недоросль, что я буду слушать мнение такого ничтожества, как ты? Увидимся в суде, – она направилась к двери и, задержавшись, бросила на Максима Сергеевича холодный взгляд. – Вы даже не знаете, с кем связались. У меня есть выход на Бастрыкина.
– До свидания, Галина Алексеевна. Если вы захотите узнать о состоянии вашей дочери, то прошу не стесняться, – Максим Сергеевич встал и сделал вежливый жест, приглашая к примирению, но Галина Алексеевна вышла, громко хлопнув дверью. – Они нам так скоро дверь сломают.
– Господи, как же она ее ненавидит, – Евгения закрыла лицо руками, но не заплакала, с трудом сдержавшись. – Я бы точно ушла из дома с такой матерью.
– Возможно, что наша Рита так и сделала. Это видно по Галине Алексеевне, она никак не может ей этого простить. Как Рита поела?
– С трудом, только суп. Марина Игоревна кормит ее с ложечки, как ребенка. Если давить, то ее рвет, пока задыхаться не начинает. Это не булимический синдром, похоже, но мне кажется, что не он. По-моему, она хочет что-то выплюнуть, вырвать из себя. Хорошо, что больше не пыталась рвать волосы и расцарапывать кожу. Марина Игоревна до мяса отстригла ногти и побрила с Мишей. Она его слушается, но не боится. Просто с ним как-то спокойнее, как и с вами. Она ждет вас, я видела по ее глазам, но говорить она не хочет. Я по ночам спать перестала, все о ней думаю и плачу.
– А вот это зря. Я тебе выпишу рецепт, сама за собой последи, чтобы не довести, хорошо?
– Не надо, я пока справляюсь. Честно-честно, – она с улыбкой посмотрела на него, такая маленькая и доверчивая, будто бы не было стольких лет учебы и трех лет самостоятельной практики после ординатуры.
– Хорошо, но я слежу за тобой, – он показал двумя пальцами на свои глаза и ткнул в нее пальцем, сделав очень строгое лицо.
– А я за вами, – Евгения повторила жест, встав к нему лицом к лицу. – Спасибо.
«Привет-привет!
Сдаю отчет: психотерапевта посещаю, даже начала с ним спорить. Он такой забавный, похож на дедушку Оли, моей школьной подруги. Наверное, поэтому я его и выбрала. Хороший дядька, вменяемый.
Вот вспомнила об Оле. Интересно, а где она, что с ней? Но не так интересно, чтобы я стала выяснять. Мне вообще ничего неинтересно, вот вообще ни-че-го! Унылая и серая я личность, никчемыш городской обыкновенный. Маме бы понравилось, она до такого определения пока не додумалась, все старые термины использует типа шлюха, дура, дрянь. Э, что там еще? А! Сука! Вот, я сука! А что, вся в мать».
