Там, за огненной рекой - страница 19

Она крепко зажмурилась, но тут же в страхе распахнула глаза: рук и лица коснулось что-то тонкое, липкое, обволакивающее паучьими нитями. Казалось, это стал осязаемым сам воздух.

Вдали что-то остро дзенькнуло, словно стекло разбилось – и тут же вернулось эхом уже как протяжный приглушённый стон.

Лес слабо засветился призрачным, бледно-зелёным светом, но от этого желание поскорее оказаться в более уютном месте лишь усилилось. Плесень пронизывала здесь буквально всё. Видимо, она одинаково успешно приспособилась существовать что в том мире, что в этом.

Лиля поймала себя на мысли, что «тем светом» для неё уже успел стать мир живых, и грустно пожала плечами. Что ж… Такова смерть.

В глубине чащи всё чаще слышался вкрадчивый шорох. Скорее всего, где-то в отдалении кралась на лёгких птичьих лапах её преследовательница – но Лиля предпочла думать, что это дышит лес. Деревья хотя бы не сорвутся с места и не пустятся в погоню. Наверное. Хотелось бы в это верить… Ветви ближних к ней деревьев тоскливо поскрипывали, словно изношенные старческие суставы.

Когда через несколько минут впереди уже явственно затрещали ветки, Лиля крикнула: «Отвали, липучка!» и громко засвистела. Треск тут же стих. Клубок дёрнулся, как от удара, а где-то в чаще раздался тонкий, язвительный смешок – будто её грубость порадовала преследовательницу.

Лиля не сразу заметила, что клубок тычется ей в ноги – но уже не подгоняя, как раньше. Напротив, он как будто съёжился раза в полтора и явно пытался спрятаться. Она присела на корточки и взяла клубок в руки.

В это же мгновение лес замер, разом пропали все звуки. Глухая тишина упала, будто ловчая сеть. Лампадка ярко вспыхнула – и сразу сникла до едва заметного огонька, словно вокруг выгорел весь кислород.

И тут громыхнуло с такой силой, что загудела земля – а потом затрещало со всех сторон. При полном безветрии деревья пронзительно заскрипели, как будто их терзал ураган. Под плотным слежавшимся слоем иголок и перегнивших листьев поползло, змеясь, нечто незримое. В слабом свете Лиле показалось, что это сами корни деревьев пытаются выбраться из земли и уползти отсюда подальше.

«Туп! Туп! Туп!!!» – загрохотало что-то из чащобы, приближаясь с ужасающей скоростью. Земля содрогалась в такт шагам исполина.

А потом упало одно дерево. И второе. И третье.

Вокруг затрещало, застенало, завыло, как будто рушились и ломались сами основы местного мироздания.

То, что наступало на Лилю из сумерек, было выше самых высоких деревьев. Сперва она подумала, что это и есть дерево (каким-то невероятным образом ожившее), но потом заметила, что в спутанной кроне голых ветвей горят два огромных глаза: желтовато-зелёные, круглые, безумные. Там, где должен был находиться рот, зияла чёрная дыра, из которой с каждым выдохом сыпался трухлявый листопад. В темноте рта проблескивали острые щепы-зубья. Тело существа было собрано из десятков сросшихся стволов, покрытых мхом и бледными грибными наростами, похожими на струпья. В трещинах кожи-коры кровью древнего дерева пульсировала смола.

Чудовище ярилось, ему словно бы не хватало места от бурлившего в нём гнева.

Оно взмахнуло ветвистой лапой, с силой отталкивая от себя макушку ближней сосны – и ещё одно высоченное дерево рухнуло, выворачивая из земли вековые корни.

Лиля сжалась в комок. Обезумевший великан был уже совсем близко. Огонёк лампадки затрепетал, как на сильном ветру, а потом поник болотным огоньком. Лиля до боли зажмурилась. Если эта громадина наступит на неё, то раздавит в лепёшку и даже не заметит!