Танцы на раскаленной крыше - страница 17
Он. Хорошо быть маленьким. Все тебя любят. Носятся с тобой, как с писанной торбой. Но стоит только немного подрасти, как что-то незримо меняется. Когда я ходил в детский садик, мне уже было лет пять, мама иногда оставляла меня там на ночь, такой был круглосуточный садик. И однажды я ночью описался, так сладко спал, что описался, причём во сне. До сих пор помню, как я сильно захотел в туалет, и, что есть силы, быстро побежал, но там была большая очередь, как будто все одновременно, разом захотели, все стояли, переминались с ноги на ногу, и я тоже стоял, и тоже стал переминаться с ноги на ногу, но от этого писать меньше не переставало хотеться и когда уже не было мочи терпеть, я побежал в кусты и стал писать. Так хорошо, так приятно мне никогда не было. А когда стало тепло и мокро, я понял, что сделал это прямо в постель, открыл глаза и стал прислушиваться к своим ощущениям. Мне было немного стыдно, но очень, очень приятно. Я дописал все, что ещё хотел, а потом уснул. А утром был скандал. Нянечка так кричала, так кричала, что я испугался и только мог, что таращился на неё, а она трясла у меня перед лицом пустым горшком. А потом схватила другой, несколько раз макнула меня в него носом, как маленького щенка, когда он тоже напакостит. Ребята засмеялись. А я стоял и плакал. Причём плакал тихо, без голоса, только слезы текли, а я стоял и не вытирал их. Мне было очень обидно. Я больше не хотел ходить в этот садик. Когда утром мама повела меня туда, я сопротивлялся, вырывал руку, кричал, но мама крепко меня держала, терпеливо уговаривала и вела, вернее, тащила в это страшное место. И даже не поинтересовалась, почему я не хочу туда идти. Да я бы и не сказал. Слишком стыдно было про это говорить. А когда она стала уходить, я рванулся к ней с криком: Я тебя ненавижу! Что б ты сдохла! Вечером дома про мои гадкие слова мама не говорила, а я все ждал: ну, когда, когда же меня буду ругать? Ну, когда? Давай уж, начинай! Я был готов к тому, чтобы меня выпороли. Но они молчали. Я провинился и понимал это, но они молчали и никогда больше не вспоминали, даже вскользь, этот случай.
На экране возникает домашнее видео: он пошёл в первый класс. У него в руках цветы. Он стоит вместе с одноклассниками и учительницей. Неподалеку счастливые родители. Звучит первый звонок и ручеек детишек перетекает в школу.
Он, смотрит на экран. Моя школа… Сколько радости я ждал от нее, сколько было надежд? Но она стала самым заклятым моим врагом.
На сцену вышел весь класс. Мизансцена должна выстраиваться таким образом, чтобы класс был, как единое целое, как пчелиный рой, перетекал, вытягивался, группировался, а он всегда оставался в стороне, один.
Девушка 1. Всех нас так или иначе дразнили. Кто в очках – очкарик, кто полный – тот толстяк.
Девушка 2. Приходил мальчик, а у него сопли зелёные висят, над ним тут же начинали ржать.
Он. Меня практически сразу стали обижать. Все началось с Дениса.
Денис (парень 1)подошел и, улыбаясь, стал толкать его.
Денис (парень 1). То стукну его, то толкну. Ну, чем-то он меня притягивал. Может, чувствовал, что он не даст мне сдачи, не знаю, но мне хотелось его задеть.
Денис (парень 1)неожиданно развернулся к ребятам, схватил Марту (девушку 1).
Он. Когда Денис в гардеробе стал приставать к Марте, а потом повалил ее на пол и стал требовать, чтобы она сняла свои трусы, я вступился за девочку.