Танец кобры - страница 12

Она кивнула:

— Человечек в заборе под книжным шкафом.

Он тихо рассмеялся, стал показывать руками форму иероглифа:

— Да, он похож на иероглиф «тьма», как у Двейна в имени, но «тьма» это как бы секрет внутри чего-то, там внизу человечек, а вверху, куда он как бы идёт, забор с калиткой, которая открывается внутрь, и там, внутри, какая-то тайна, и если человечек будет двигаться наверх, то он войдёт и разгадает. Но можно и мимо пройти, если, например, неинтересно или страшно. А когда «туман», то человечек внутри забора, в безопасности, калитка открывается наружу, а там, снаружи, пугающая неизвестность, и в ней может не быть совершенно ничего плохого, но обойти эту неизвестность нельзя, есть только два пути — сидеть дома и не делать ничего, тогда ничего не изменится, или выйти и «шагнуть в туман», шагнуть куда-то в другое место не получится. И у принцессы выбора нет, потому что она — суть бумажный кораблик, её в этот туман несёт течением судьбы. Она стоит перед палаткой, вся такая смиренно-обречённая, и поёт о том, что её путь наконец-то завершён и она вот-вот шагнёт в туман. В классическом исполнении, когда принцессу играет актриса, она все три часа плачет и дрожит, а зрительный зал за неё три часа переживает и сочувствует ей, таков канон. И вот, в жизни этой оперы появилась императрица Ю.

Министр замолчал с торжественным и загадочным видом, глядя куда-то в воображаемое прекрасное, потом посмотрел на Веру, она прошептала:

— Я уже предчувствую вот-это-поворот.

— Как я жалею, что меня там не было, — медленно покачал головой министр, вздохнул, — я тогда ещё не родился. И я бы вообще не родился, если бы это не произошло. После этого события дедушка Ву принял решение породниться с семьёй Кан через брак своих детей. Потому что...

У Веры в телефоне запищал таймер, она шикнула на него:

— Заткнись! — ткнула пальцем кнопку отключения и указала им же на министра: — Говорите! Что они сотворили?

— Бабушка Ю выучила эту песню в качестве подарка на свадьбу для дедушки Ву. Они уже были помолвлены, он ездил к её родителям её сватать, заодно пообщался с ней и подарил ей подарок. Гребень ваш. То есть, они оба уже договорились и всё у них было понятно. Если бы они жили в мире простых людей, он бы её сразу же и увёз, но у императоров так не принято, у них просто не бывает. Последний путь невесты — большое событие, для неё наряжают шикарную карету, она едет в этой карете в сопровождении каравана с приданым, там все её слуги и охрана, иногда ещё толпа родственников, которых она берёт с собой в дом мужа, на эту карету все смотрят, все её обсуждают, какие там лошади, сколько сундуков, сколько слуг. Родители невесты этим караваном выделываются, этот караван — чуть ли не главное событие в их жизни, они на него всю жизнь копят, иногда даже в кредиты влезают, чтобы не ударить в грязь лицом, чтобы было не хуже, чем у соседей. Но император жену любил и обрекать её на эту долгую, тяжёлую и опасную поездку не хотел, поэтому организовал для неё телепорт. В империи это и сейчас сложно и дорого, а тогда это делали только шаманы одной редкой школы, это стоило вообще целое состояние, и это было вопиющим нарушением всех традиций. Поэтому для вида он приказал всё-таки пустить по маршруту карету, но вместо невесты внутри сидел наряженный манекен. Эти караваны постоянно грабят, даже сейчас, совершенно дурацкая традиция, я бы её законодательно запретил. Дедушка Ву пытался, но добился от совета только такого варианта — караван идёт, а невеста дома отдыхает, в последний момент её сажают на место манекена и как бы всё время она там сидела. Началось всё нормально, но по пути кто-то что-то увидел, кому-то сболтнул, кто-то не так понял и дальше понёс, и в итоге пошёл слух, что императора обманули и вместо невесты прислали соломенное чучело. Он возмутился и пригласил всех сомневающихся на церемонию встречи кареты. Естественно, когда карета приехала, невеста уже там сидела красивая, все ритуалы они прошли как положено, а один из ритуалов — это как раз подарок невесты. Но женщина ничем не владеет, поэтому ничего вещественного дать не может, караван — это от её родителей, а от неё самой обычно принимают что-то нематериальное — танец, песню, что-то такое. В обычной ситуации её слушали бы только придворные, но из-за того, что дедушка Ву пригласил на церемонию все благородные семьи страны в полном составе, церемонию проводили в самом большом зале самого большого дворца, там акустика как в театре. А бабуля очень нервничала. Ну, это она мне спустя много лет призналась, тогда она никому в этом не признавалась, она была драгоценной дочерью богатого и сильного рода, на севере эта сила — стержень всего, там, если не знаешь, что делать — демонстрируй силу, спокойную, но непоколебимую. А она как бы и рада, но негде — там по канону церемонии у неё ни единой реплики, ни одного выбора, она просто ходит, кланяется, поворачивается, что-то берёт, что-то даёт — свободы манёвра ноль. Но, у неё была песня. И тай-бу. И спела она эту песню так... — он задумался, опять глядя в неведомое, посмотрел на Веру и напомнил: — Меня там не было. Обычно, когда эту песню исполняют, в зале стоит вот этот шум, когда много женщин тихо плачут — они шмыгают носами, вытирают лица платками, это вроде бы тихо, но когда это делает много людей одновременно, это создаёт атмосферу. Когда допела императрица Ю, в зале стояла гробовая тишина. Она не изменила ни единого слова и ни единой ноты, но. Это была такая женщина... С такой харизмой! Там последняя реплика «вхожу к тебе, мой царь», потом актриса отодвигает занавес, за ним подсвечивают дым, и она в этот дым входит, тёмный силуэт с опущенной головой на фоне белого тумана. Когда императрица Ю вошла, она голову не опустила, и после того, как она вошла, мой прадед, первый наследник Кан, в этой гробовой тишине сказал: «Звездец царю».