– Жаль, что никто не дал Таосу шанса, – вздохнул Альгобар. – Мой отец говорит, что у человека должен быть второй шанс.
– Твой отец – мудрый человек, – согласился Д’Амато. – Но тут ещё свою роль сыграли две вещи. Во-первых, Таос и сам новой возможности выступать в ринге не искал. А возможности очень редко приходят сами. А во-вторых, тренеры узнали, что Таоса уже выгоняли за драку – из школы. Пусть там и драки-то не было. Но связываться никто не захотел. Хотя сам Таос мне признался, что всерьёз дрался вне ринга два раза за жизнь. В первый раз побили его, про второй вы только что слышали. Вот так, разок кого-то стукнул за дело, а потом расхлёбывай годами. Так что, ребятки, думайте, прежде чем кулаками махать.
– А где тот, которого он у вас побил? – вдруг заинтересовался Альгобар.
– Вон он – на стене висит.
Ребята пригляделись и увидели на стене фотографию улыбчивого молодого человека с медалями на шее, стоящего в пол-оборота, выпятив грудь.
– Он был местной звездой, – пояснил Д’Амато.
– Как Таос? – спросил Альгобар.
– Нет, намного ярче, – протянул Д’Амато. – Им интересовались серьёзные промоутеры. Он дрался по всей стране, и судьи неизменно поднимали ему руку в конце каждого боя. О нём снимали сюжет для телевидения. Даже ко мне приходили журналисты с просьбой дать интервью. Статью назвали: «Чемпион на подходе». И напечатали нашу с ним общую фотографию.
– Ого, – впечатлился Альгобар. – Я бы тоже хотел попасть хотя бы в газету.
– Парень много работал, чтобы туда попасть, – холодно и тихо произнёс мужчина. – Но Таос его сломил. Во-первых, с перебитыми носом и челюстью не сильно-то подерёшься несколько месяцев, а во-вторых, уверенность в себе у парня поугасла. Он годами слышал, что он прирождённый чемпион, что он будет драться в присутствии двадцати тысяч зрителей, а тут ему один странноватый малый без шансов надрал задницу. Столько лет труда впустую из-за глупости и наглости!
Д’Амато вновь хлопнул по столу и обхватил голову руками. Он столько раз видел ринги посреди шумной многотысячной толпы, красивых девушек с табличками в руках, слышал звучные голоса конферансье, объявляющих боксёров, но так и не смог во всём этом поучаствовать. Ему не довелось с волнением вместе с затихшей толпой ожидать решения судей, не довелось обнять и поднять на руки победителя, взмокшего и обессилевшего за двенадцать раундов, не довелось помочь застегнуть ему чемпионский пояс. И Д’Амато было совсем неясно, кто в этом виноват. А жизнь уже всё больше походила на старость. Д’Амато больше не тренировал в ринге, потому что не успевал за ударами, и уже мало чем мог помочь, кроме как советом. Он был не в силах показать, как нужно бить и защищаться, он мог только рассказать об этом. Впрочем, в хороший день Д’Амато достойно отстоял бы пару-тройку раундов с лучшими из его зала, но потом неделю бы пришлось прикладывать лёд к плечам, шее и ладоням.
– То есть Таос всё же мог стать чемпионом? – с надеждой спросил Альгобар. – Раз он победил этого парня.
– Он его не победил, – сложил руки на груди мужчина. – Он ему наподдал. А в ринге Таос с ним мог бы и не справиться. Узнать этого не довелось, но Таосу, с его желанием драться, а не боксировать, с таким умным и умелым соперником было бы тяжело без нужных эмоций или везения. Но дрался, конечно, он со вкусом, если можно так выразиться.
– Я думал, боксировать и драться – это одно и тоже, – простодушно сказал Альгобар.
