Таракан без ног не слышит 2. Страшный зверь Ужик - страница 27



– Я помню тебя. Мы встречались уже не раз

Ты нежность, живущая в каждом из моих снов

Иду я к тебе по тонкому льду времён

И знаю, что, где-то, в веках, я найду тебя.

Я стояла, закрыв лицо ладонями, и слушала не столько слова, сколько ритм. И настроившись на этот ритм, я неожиданно для себя произнесла.

– Такая белая, беглая луна.

– Что?! – Вздрогнул Эйслет. – Откуда ты узнала, что…. Ты тоже ловец?

– Нет, я не ловец. – Вздохнула я. И посмотрела на Эйслета. Конечно, размер стиха не совсем подходил, и слова были совсем не те, но было очень похоже.

– Прочти ещё.

– Тебе, правда, понравилось? – Выдохнул Эйслет.

– Очень.

Эйслет читал мне всё новые и новые стихи. Даже Кошка Ночь заслушалась и остановила время. А потом, вдруг, она опомнилась и удрала, махнув на прощанье хвостом и мы увидели, как на востоке поднимается заря. Я искоса взглянула на Эйслета. Он стоял, глядя прямо на солнце и безмолвно шевелил губами. Высокий, красивый и, неожиданно, желанный.

– Ну что же ты. – Подумалось мне. – Вот она, я, перед тобой, как Дюймовочка на листике. Маленькая и беззащитная. Возьми меня в свои ладони, обожги своим дыханием. Сейчас такой момент, когда сбываются все самые сокровенные желания. И любая глупость, сделанная сейчас, становиться единственно правильным выбором. Сделай же эту глупость, забудь то проклятое утро. Ну, хотя бы просто руку протяни и дотронься до меня. Я сама не смогу.

– А вы что, ещё не ложились? – Раздался позади весёлый голос, разбивший волшебство этой ночи окончательно и бесповоротно.

Солнце оторвалось от горизонта, меняя свой цвет, а мы, с Эйслетом дружно повернулись к Вамане, который протягивал нам чашки с горячим чаем.


глава 7 Райл

Передо мной снова мерцала голубая сфера. Сегодняшний день начался еще вчера.

Вместе с Эйслетом мы пошли в его мастерскую, и я заставила его вытащить все работы.

Рассматривала их и так, и эдак. Вставала, приседала. Отходила подальше и смотрела почти вплотную, делая «монгольские» глаза, заставляя цвета расплываться. Что я хотела увидеть таким образом?

– Ну что? – Спросил Эйслет, стоящий за моей спиной.

Я выпрямилась, поворачиваясь к нему и вдруг в этом повороте, что-то мелькнуло в моей голове. Именно в голове. Какое-то воспоминание. Очень, очень хорошо знакомое, но немного подзабытое.

Выставив левую ладонь навстречу Эйслету, я прижала палец к губам. Он замер. А я скосила глаза на рисунки. Здесь. Сейчас. Я медленно повернула голову, а потом резко отвернулась. И снова что-то пронеслось на краю сознания, огладило теплом и растворилось без остатка. Я зарычала от досады.

Эйслет проклял тот час, когда предложил мне полюбоваться своими картинами. Я совсем его загоняла, заставляя убирать одни холсты и приносить другие. Я крутила их, меняя верх и низ. Составляла рядом, подбирая по линиям.

Приятель мой успел дважды сгонять помощников за водой, прежде чем я устало махнула рукой и сказала.

– Шабаш. Ставь все на место.

Я передавала Эйслету плотные листы, а он составлял их по, одному ему, понятному, принципу.

Один из листов Эйслет поставил отдельно. На самую верхнюю планку.

– Это моя любимая. – Стесняясь? сказал Эйслет в ответ на мой, вопросительный, взгляд.

Я посмотрела на картину внимательнее, пытаясь понять, что можно любить в этих странных пятнах. И вдруг… увидела…

Светильник имел небольшой дефект, и дифракция лучей образовала чёткий круг, который падал точно на середину рисунка. И в этом круге три длинных кривых пятна разного цвета. Каждое пятно перечёркнуто тонкими вертикальными линиями.