Татьяна и Александр - страница 29

Из коридора она услышала стоны и вошла в палату с ранеными. Единственной медсестрой в палате была Бренда, явно недовольная своей участью и не скрывавшая этого. Что-то отрывисто говоря, она с хмурым видом промывала рану на ноге солдата, не обращая внимания на его громкие просьбы делать это более осторожно или же пристрелить его.

Татьяна предложила Бренде свою помощь, но Бренда ответила, что ей определенно не нужно, чтобы больная девушка заразила раненых, и велела Татьяне немедленно возвращаться в палату. Татьяна стояла не двигаясь и смотрела на Бренду, смотрела на свежую рану на бедре солдата, вглядывалась в солдатские глаза, а потом сказала:

– Позвольте перевязать ему ногу, позвольте помочь вам. Смотрите, у меня маска на лице. Еще четверо в другом конце палаты умоляют о помощи. У одного высокая температура. У другого из уха сочится кровь.

Бренда поставила ведро на пол, перестала терзать ногу солдата и ушла, хотя Татьяна заметила, что несколько мгновений Бренда, очевидно, раздумывала, что же вызывает у нее большее неудовольствие: уход за солдатами или упрямство Татьяны.

Татьяна закончила промывать рану. Солдат выглядел успокоенным или спящим. «Или спит, или умер», – заключила Татьяна, перевязывая ему ногу. Он по-прежнему не шевелился, и она пошла дальше.

Она продезинфицировала одну рану на руке, рану на голове и начала внутривенное введение морфия, жалея, что не может ввести немного морфия себе, чтобы притупить душевную боль. Татьяна думала о том, как повезло немецким подводникам, которых привезли в Америку для заключения в тюрьму и лечения.

Неожиданно появилась Бренда и, удивившись, что Татьяна все еще в отделении, велела ей немедленно вернуться к себе, пока Татьяна не заразила всех раненых туберкулезом. Могло показаться, что Бренду волнует состояние пациентов.

Идя по коридору в свою палату, Татьяна увидела у питьевого фонтанчика высокую стройную девушку в форме медсестры. Девушка громко рыдала. Длинноволосая и длинноногая, она была очень красива, если не обращать внимания на размазанную по лицу тушь для ресниц, опухшие от слез глаза и щеки. Татьяне хотелось пить, и она с трудом протиснулась к фонтанчику, остановившись почти вплотную к девушке.

– Ты в порядке? – дотронувшись до локтя девушки, спросила Татьяна.

– Все хорошо, – ответила девушка сквозь рыдания.

– Ох!

– Знала бы ты, как чертовски я несчастна! – воскликнула девушка, сжимая пальцами намокшую от слез сигарету.

– Я могу тебе помочь?

Она исподлобья взглянула на Татьяну:

– Кто ты такая?

– Можешь звать меня Таня.

– Ты не та безбилетная пассажирка с туберкулезом?

– Я уже выздоравливаю, – тихо ответила Татьяна.

– Тебя зовут не Таня. Я обрабатывала твои документы, мне их дал Том. Ты Джейн Баррингтон. Ах, какая разница! В моей жизни полный хаос, а мы говорим о твоем имени. Мне бы твои проблемы.

Поспешно пытаясь найти слова утешения на английском, Татьяна сказала:

– Могло быть и хуже.

– Вот здесь ты ошибаешься, дорогуша. Хуже не бывает. Ничего более плохого не могло случиться. Ничего.

Татьяна заметила на пальце девушки обручальное кольцо, и ее затопило сочувствие.

– Мне жаль… – Она помолчала. – Это связано с твоим мужем?

Не отрывая взгляда от своих рук, девушка кивнула.

– Это ужасно… – произнесла Татьяна. – Я понимаю. Война…

– Это ад, – кивнула девушка.

– Твой муж… он не вернется?

– Не вернется?! – воскликнула девушка. – В том-то и дело! Очень даже вернется. На следующей неделе. – (Татьяна в недоумении сделала шаг назад.) – Ты куда? Судя по твоему виду, ты сейчас свалишься. Не твоя вина, что он возвращается. Не переживай. Наверное, с девушками на войне случаются вещи и похуже, просто я об этом не знаю. Хочешь выпить кофе? Хочешь сигарету?