Татьяна и Александр - страница 30

Татьяна помолчала.

– Я выпью с тобой кофе.

Они устроились в обеденном зале за одним из прямоугольных столов. Татьяна села напротив девушки, назвавшей себя Викторией Сабателла («Но зови меня Викки»). Викки энергично встряхнула руку Татьяны со словами:

– Ты здесь с родителями? Уже несколько месяцев не видно иммигрантов, прибывающих этим путем. Корабли не доставляют их. Ты больна?

– Я выздоравливаю. Я здесь сама по себе. – Татьяна помолчала. – Со своим сыном.

– Иди ты! – Виктория стукнула чашкой о стол. – Нет у тебя сына.

– Ему почти месяц.

– А тебе сколько лет?

– Девятнадцать.

– Господи, вы там рано начинаете! Откуда ты?

– Из Советского Союза.

– Ух ты! Так или иначе, откуда взялся этот ребенок? У тебя есть муж?

Татьяна открыла рот, но Викки продолжала говорить, не дожидаясь ответа на вопросы. Едва переведя дух, она рассказала Татьяне, что сама никогда не знала своего отца («Умер или ушел, не важно») и почти не знала мать («Родила меня слишком молодой»), которая сейчас живет в Сан-Франциско с двумя мужчинами («Не в одной квартире»), изображая из себя то ли больную («Да, психически»), то ли умирающую («Из-за всех этих страстей»). Викки вырастили дедушка и бабушка со стороны матери («Они любят маму, но не одобряют ее»), и она по-прежнему живет с ними («Не так это весело, как можно подумать»). Поначалу она хотела стать журналисткой, позже маникюршей («В обеих профессиях работаешь руками, я считала это естественным продвижением вперед») и наконец решила («Скорее, была вынуждена») заняться сестринским делом, когда в войну в Европе были втянуты Соединенные Штаты. Татьяна молча и внимательно слушала, но тут Викки взглянула на нее и спросила:

– У тебя есть муж?

– Был когда-то.

– Да? – Викки вздохнула. – Когда-то. Вот если бы у меня когда-то был муж…

В этот момент их разговор был прерван появлением болезненно угловатой, очень высокой, безупречно одетой женщины в белой шляпе с полями. Дама энергично прошла через обеденный зал, размахивая белой сумочкой и крича:

– Викки! Я с тобой разговариваю! Викки! Ты его видела?

Викки со вздохом закатила глаза:

– Нет, миссис Ладлоу. Сегодня я не видела его. Думаю, он сейчас на другом конце города. Здесь он бывает после обеда по вторникам и четвергам.

– После обеда? Его нет в Нью-Йорке! И почему ты так хорошо знаешь его расписание?

– Я работаю с ним два года.

– Ну а я восемь лет замужем за ним и не знаю, где он сейчас, черт возьми! – Подойдя к столу, она нависла над девушками и с подозрением оглядела Татьяну. – Кто ты?

Татьяна подняла маску с шеи на рот.

– Она из Советского Союза. Едва говорит по-английски, – вмешалась Викки.

– Что ж, ей следует учиться – так ведь? – если хочет остаться в этой стране. Мы находимся в состоянии войны, мы не должны всех опекать. – И, едва не задев Татьяну по голове сумочкой, женщина вылетела из столовой.

– Кто это? – спросила Татьяна.

– Не обращай внимания, – махнула рукой Викки. – Чем меньше будешь знать о ней, тем лучше. Это помешанная жена доктора Ладлоу. Раз в неделю она врывается сюда в поисках мужа.

– Почему она его все время теряет?

– Пожалуй, следует спросить, почему доктор Ладлоу так часто теряется, – рассмеялась Викки.

– И правда, почему?

Викки отмахнулась от Татьяны, и та поняла, что Викки не хочет говорить о докторе Ладлоу. Татьяна одобрительно улыбнулась. Теперь, когда Викки перестала плакать, Татьяна увидела, какая Викки эффектная девушка, красивая, вполне сознающая свою красоту и делающая все, чтобы окружающие это понимали. У нее были длинные блестящие волосы, обрамляющие лицо и рассыпающиеся по плечам, глаза подведены черной подводкой, а ресницы подкрашены тушью. На полных губах остались следы ярко-красной помады. Белая униформа обтягивала ее стройную фигуру, юбка не доходила до колен. Татьяна задумалась о том, как раненые реагировали на прелести Викки.