Погода сегодня радовала, впервые за последнюю неделю дождливой хмури.
Солнечные лучи, словно любопытные дети, пробились сквозь тяжелые свинцовые
облака, их свет играючи отражался в многочисленных лужах и начищенных витринах,
превращая обычную городскую улицу в калейдоскоп бликов и отражений. Лужи на
брусчатке хранили в себе перевернутое небо, а в некоторых плавали
красно-золотые кленовые листья, принесенные ветром из соседнего парка.
Неторопливо идя по улице, я разглядывала искусно выложенный товар за
витринами: свежие булочки в пекарне мсье Дюрана, источающие аромат корицы и
ванили даже сквозь стекло; изысканные шляпки в модном салоне мадам Агаты,
украшенные причудливыми перьями и лентами; старинные книги в лавке букиниста,
их потертые корешки выстроились ровными рядами, словно солдаты на параде.
Спешащие прохожие обтекали меня подобно речному потоку: дамы в элегантных
нарядах, клерки в строгих костюмах с потертыми портфелями, уличные торговцы с
корзинами свежих фруктов и цветов.
В воздухе витал особый городской коктейль запахов: сладкая выпечка из
пекарни смешивалась с ароматом жареных каштанов, которые продавал старик на
углу, легкий запах прелой листвы от недавнего дождя переплетался с дымом из
печных труб, а откуда-то издалека доносился
характерный дух типографской краски из печатного дома...
Район Лудст, оказался респектабельным уголком города, разительно
отличающимся от шумных торговых улиц центра. Здесь возвышались величественные
двух-трёхэтажные особняки, каждый со своим характером и историей: одни щеголяли
витражными окнами, переливающимися всеми цветами радуги в лучах осеннего
солнца, другие красовались изящной лепниной и колоннами, третьи привлекали
внимание затейливыми коваными балконами. Перед домами
раскинулись палисадники, где даже в эту пору года сохранились островки
зелени: подстриженные кусты самшита, аккуратные розарии, укрытые на зиму
соломой, и вечнозеленые туи, подобно молчаливым стражам, охраняющие покой
владельцев.
Дом мсье Блэквуда действительно отличался от остальных своим суровым видом —
трехэтажный особняк из темно-серого камня, чьи стены, казалось, впитали в себя
всю мрачность элшиморских дождей за последнее столетие. Чугунная ограда,
увенчанная готическими пиками и украшенная причудливой вязью узоров, опоясывала
владения подобно древнему крепостному валу.
Впрочем, сквозь витиеватые узоры ограды прекрасно просматривался
ухоженный сад с аккуратно подстриженным газоном, по которому змеились
дорожки из светлого гравия. В центре сада возвышался старый дуб —
его раскидистая крона создавала уютный зеленый шатер, под которым
приютились изящная кованая скамейка и маленький мраморный столик. А прямо под
водостоком, где серая чугунная труба спускалась по стене дома, нелепо и неуместно
рос розовый куст — его тонкие ветви тянулись вверх, словно моля о спасении от
избытка влаги.
— Какой болван посадил розу в такое место, — невольно вырвалось у меня,
глядя на это садоводческое безобразие. Я мысленно хмыкнула, даже не пытаясь
понять, откуда у меня такие глубокие познания в области садоводства. Были ли
это отголоски моей прошлой жизни или это знания Эмилии — девушки, чье имя я
теперь носила? Воспоминания мои и Эмилии удивительным образом переплелись в
моем сознании, что было сложно понять, кому они принадлежали…
— Мой садовник, но вы правы, он болван, — прервал мои философские
размышления глубокий, чуть хрипловатый голос, в котором слышались нотки
сдержанного раздражения и... веселья?
