По полю боя с факелом в руках бродил и Прохор Долматов.
— Степан, Богдан, не нашли Евсея? — встревоженно слышалось в ночи.
— Нет, Прохор Алексеевич, — сокрушённо отвечали товарищи. — Может, без нас кто к лекарям увёз?
— Эх, если бы! — вздохнул дядька.
Ошмётки войска гетмана расположились у Донского монастыря и, опасаясь нового наступления русских, всю ночь не могли уснуть. С первыми лучами солнца поляки поспешили убраться восвояси, провожаемые раскатистым и грозным рыком русских орудий. Из кавалерии у Ходкевича осталось не более четырёхсот человек, и разгромленные поляки с бесчестьем покинули Москву.
Стоило только сражению откатиться от стен Москвы, как монастырские сёстры тут же поспешили на поиски раненых. Пелагея с Таяной одними из первых оказались на ратном поле. Ужасающее зрелище предстало их глазам: вытоптанная, залитая кровью и усеянная трупами земля буквально стонала от боли, взывая о помощи голосами порубленных воинов.
— Это сколько же горя люди друг другу несут? — хрипло прошептала Таяна. Знахарка настороженно посмотрела на побледневшую девочку.
— Может, вернёшься в шатёр? Там тоже руки нужны…
— Нет, тётка Пелагея, я с тобой останусь, — упрямо тряхнула головой Таяна.
Женщины взялись за дело. Оказав первую помощь, они помогали раненым добраться до телег, на которых ополченцев отвозили в монастырские богадельни, а кто мог, шёл сам. Несколько мужиков с подводами собирали на поле мёртвых, умело сортируя своих и чужих.
Перевязав очередного раненного, Таяна спросила:
— Ну что, дядечка, встать сможешь?
Здоровенный мужик попытался подняться, но сил ему явно не хватало.
— Давай помогу, — предложила девочка.
— Такую муху раздавлю ещё, — усмехнулся воин. — Вон лучше обломок копья подай, — указал он, и Таяна шустро выполнила просьбу ополченца. Он поднялся, но, сделав шаг, зашатался. Подскочив, девочка поддержала раненого, и, с досадой покачав головой, служивый покорно сдался. — Ну что ж, веди уж, — пробубнил он, стараясь больше опираться на древко, а не на худенькое плечо ребёнка.
Проводив раненого до телеги, Таяна уже собралась вернуться на поле, как, услышав собачий лай, повернулась и к своему изумлению в скачущей огромной псине узнала Грома. Двое мужиков тащили окровавленное тело к повозке с мертвецами, а пес, прыгая рядом, мешал им идти.
— Пошёл вон окаянный! — огрызнулся один из могильщиков и фыркнул: — Всю дорогу не отстаёт. А морда-то какая! Жуть!
— Слушай, Прокоп, а доспехи-то на парне непростые, — кивнул второй на бездыханного воина. — Видать, сын боярский. Надо бы разузнать, кто таков? Да родичам тело отправить.
— И кто его повезёт? Наверняка, не здешний он. Да и родственников где искать? Раз дружинники его с поля не вынесли, значит, некому забирать. Вон только пёс и сидел рядом.
— Так гридни боярские могли и не заметить своего воеводу. Сколько на нём польских мертвяков навалено было… Может, подождём хоронить-то? Глядишь, объявится кто из близких?
— Чего ждать-то? Пока смердить не начнёт? Доспехи сымем, да Пожарскому снесём. Ежели родичи парня объявятся, могилку покажем, глядишь, за заботу денежку нам подадут. Грузи, говорю! — прикрикнул Прокоп, и мужики уложили тело на подводу.
Взглянув на воина, Таяна обмерла.
— Стойте! — взвизгнув, бросилась она к могильщикам. Признав девочку, пёс радостно заскулил и, моментально подлетев, лизнул её в нос. — Громушка, куда они твоего хозяина собрались везти? — забеспокоилась Таяна и осторожно коснулась бледной щеки воина. — Евсей…
