–Подожду вашего возвращения, – Григорий Денисович был само смирение.
–Обещаю, что встретимся здесь же. С вашей подачи я тоже пристрастился к этому заведению, – Всеволод Романович пригубил кофе и нацелился на кусок пирога, от которого уцелело менее трети.
В этот момент по ту сторону двери, ведущей в зал, донеслись чьи-то громкие голоса. Затем к столику возле окна рысцой подбежал официант.
–Вам письмо-с, – он протянул Левковичу запечатанный конверт с двуглавым орлом.
Платонов увидел, как изменилось лицо полковника, когда тот прочел содержание, судя по всему, краткой записки.
–Вынужден вас покинуть, – объявил Левкович напряженным голосом, вставая со стула.
–Наш уговор в силе? – безмятежно осведомился Григорий Денисович.
–Уговор? Ах, да, разумеется, – уже на ходу бросил его старый знакомый, сунув официанту купюру и направляясь в гардероб.
Кусок яблочного пирога остался лежать на тарелке.
Глава вторая
Просьба разобраться
Рассветало очень постепенно, будто нехотя. Предстоящий воскресный день обещал быть таким же пасмурным, как предыдущий. Пейзаж за окном вагона производил впечатление сплошной одинаковости. Много снега в этом феврале было не только в столице. Курьерский поезд недавно проехал Вильну, и вдоль полотна опять потянулась равнина с невысокими холмами. Белый цвет придавал ей какой-то игрушечный вид, вдруг навеявший воспоминания о Рождестве, которое праздновали давным-давно в родительском имении.
Сосед по купе, отрекомендовавшийся владельцем собственного магазина скобяных товаров на Моховой улице, вчера уснул рано и продолжал спать сном праведника, иногда причмокивая пухлыми губами. Кондуктор еще не предупреждал, что скоро будет пограничная станция Вержболово, где пассажирам предстояло выйти и пересесть в состав, приспособленный под узкую колею. Григорий Денисович всё равно, по своему обыкновению, не стал залеживаться. Отогнав лирические мысли, он продолжил воскрешать в памяти события субботы.
Бывший министр императорского двора генерал-адъютант и генерал от инфантерии граф Адлерберг принимал теперь на дому, тоже на Фонтанке, не слишком далеко от прежней служебной резиденции. Платонову было почти так же удобно добираться до него от своей квартиры. Он даже не взял извозчика и весь путь охотно проделал пешком, не страшась мороза, снега и скользких мест на тротуарах.
Тяжелый и страшный год оставил заметный след на выдающейся внешности графа. Густые и пышные бакенбарды, как и усы, стали почти совершенно седыми, побелели брови. А главное, его высокий лоб теперь бороздили глубокие морщины, и выражение внимательных серых глаз неизменно оставалось печальным.
Платонова он пригласил в гостиную, а не в кабинет, тем самым как бы подчеркнув, что время официальности осталось позади. Вместо мундира на нем была мягкая изумрудно-зеленая куртка с атласным воротником и простые домашние брюки. Прислуга тотчас подала чай со свежими калачами.
–Всё-таки покидаете нас, Григорий Денисович? – спросил граф после обмена приветствиями и усаживания в кресла.
–Увы, Александр Владимирович, время пришло. Ваш преемник в моих услугах не нуждается, а дела московские настоятельно требуют личного присутствия.
После отставки Адлерберга обращение по имени-отчеству, по предложению самого экс-министра, стало нормой в общении между ним и его доверенным лицом.
–До сих пор горько сожалею о гибели вашего племянника, молодой человек подавал большие надежды. Помню, как получил от вас письмо в лагере под Плевной. Война не щадит никого… Он пал на Шипке?
