Тайна заброшенного монастыря - страница 12



Баженов, расслабленный, чуть уставший, приятно опустошённый и с диким чувством голода, сидел за столом в доме Варвары в одних брюках и рубашке навыпуск. Он жадно хлебал щи, дымящиеся в тарелке и только что налитые хозяйкой. Искоса посмотрел на Варвару, согнувшуюся над плитой. Её округлые бёдра, выделяющиеся на обтягивающем их платье, опять возбудили в нём желание. Ладони Прокопия как будто вновь ощутили шелковистую, упругую кожу бёдер Варвары. Варвара выпрямилась, посмотрела на Баженова и улыбнулась чуть полуоткрытыми, влажными губами. Лицо её пылало свежестью и довольством, а глаза светились той умиротворённостью и открытостью, которая присуща женщине, не так давно отдавшей всю свою накопившуюся в томящемся теле страсть ласкающему её мужчине. Прокопий доел щи. Варвара нагнулась поставить на стол чугунок с картошкой. В глаза Прокопию бросились её яркие, блестящие губы и округлые груди, нахально выглядывавшие из верха платья. Он не выдержал. Выскочил из-за стола, опрокинув скамейку. Схватил со спины Варвару за талию. Чуть оттащил её от стола. Повернул к себе. Обнял. И впился губами в её притягивающую и бесстыдную улыбку. Затем, приподняв Варвару над полом, понёс её на ещё не остывшую от недавних ласковых потех постель.


5.


Около четырех часов дня бричка и розвальни с тремя отдохнувшими посланниками протоиерея выехали из Педасельги. Лошадки, тянущие сани, неторопливо потрусили по укатанному насту вытегорского тракта. К половине восьмого вечера путники планировали заночевать в деревушке, находящейся в двух верстах от деревни Тахручей. Дорога в быстро надвигавшихся сумерках становилась все менее заметной и вскоре уже угадывалась только по проёму между черными стенами леса и белому снежному насту на самой дороге. Лошади пошли медленнее, осторожно выбирая путь. Светлее было только при появлении охватывавшей дорогу заснеженной болотины с редкими карликовыми деревцами, а также на редколесье пригорка, куда периодически заводила путников петляющая лента вытегорского тракта. На одном из таких пригорков путники услышали впереди недалекий и неблизкий храп нескольких лошадей. Мифодий дал знак «остановиться». Баженов прижал сани к сугробу обочины и вместе с иереем стал напряженно вглядываться в близлежащий поворот убегающей впереди дороги.

– Может, свернуть в перелесок, – негромко и задумчиво, как бы советуясь, сказал иерей Мифодий.

– Нет, нельзя, – также негромко произнес Прокопий. – Розвальни у Семена тяжелые, могут завязнуть.

Он деловито достал из-под сиденья пулемет, прищелкнул к нему диск с патронами, положил пулемет на сиденье и накинул сверху мешковину. Мифодий также взвёл курок нагана и нащупал гранату «лимонку» в кармане. Впереди из-за поворота показались очертания четырех ехавших шагом всадников, которые, увидев на пригорке стоящие сани, вначале остановились, а затем, чуть пришпорив лошадей, двинулись на посланников протоиерея. Когда до брички оставалось шагов двадцать, Мифодий с Прокопием увидели у каждого из приближающихся мужчин винтовки, которые они держали на изготовке. Все всадники были одеты в кавалерийские полушубки и шапки, яловые сапоги; из-под полушубков выглядывали ножны шашек. Явно это были военные люди, возможно, бывшие казаки.

– Приготовься, – шепнул священник Прокопию.

Окружив полукругом бричку, всадники какое-то время молча разглядывали посланников протоиерея. «Господи, – подумал Мифодий, – и какую власть эти милейшие представляют? Советов? В Советах можно и офицеров найти, и казаков, а солдат тем более. Мужиков волостных? Да, и среди мужиков бывших вояк немало, а среди офицеров-дворян тоже найдутся баре крепкого мужика поддержать. Разбираться некогда, если не отстанут, придётся грех на душу взять!» – решил он. Понял иерей и почему Баженов прижал сани впритык к обочине. Всадники смогли окружить их только с двух сторон, так как две другие стороны занимали запряженная в бричку лошадь и сугроб на обочине. Один всадник встал прямо напротив Мифодия так, что морда его коня чуть не тыкалась в голову священника. Двое других встали позади саней. Четвёртый гарцевал в отдалении и посматривал в сторону розвальней, где сидел Семён Лазарев. Прокопий повернулся вполоборота к упирающимся в его спину двум лошадиным головам, состроил пугливую, просящую мину на лице и, глупо улыбаясь, сказал: