Женщина-доктор прищурилась с нескрываемым подозрением:
— Так. А Вы вообще мать?
Женька вступилась:
— Да, да! Она мать девочки! Моя родная сестра! Других родственников у нас с ней нет, поэтому на донорство можем только мы подойти. Документы девочки же у вас, а свой паспорт я вам покажу. Разрешите ей без документов все сдать, время не терпит, сами же понимаете…
Доктор приподняла руку вверх, останавливая поток ее речи:
— Всё, пойдемте, процедурная там.
***
Время тянулось, словно резиновое.
Женька сжала мою руку, присаживаясь рядом со мной на сиденья:
— Расскажешь? — протянула мне кофе из автомата и круассан. Не помню, когда последний раз ела, но сейчас сделать этого не смогу. Кусок в горло не лезет. От мыслей о Машке сердце изнутри разрывает.
Я не выдержала, и горько всхлипнула, отказавшись от кофе.
— Нечего рассказывать, — сложила ладошки на голые ободранные колени.
— Ты попала в неприятности, да…?
— Да… — только и смогла в ответ выдавить, не спеша посвящать Женьку в подробности.
— Большие…?
— Большие…
Мы замолчали. Сестра легонько погладила меня по голове.
— Сашка… говорила ведь, нечего тебе в городе делать… Надо было ко мне перебираться. Мы ведь знали с тобой… Знали ведь, что случись что – защитить будет некому…
Она совершенно права. На всем белом свете больше нет никого, кроме друг друга и Машки. О родителях никогда ничего и не знали. Но так любили их представлять. Там, в детском доме, нам сказали, что папа и мама погибли, когда нам с Женькой еще и первого годика не исполнилось. Других родных, что захотели бы нас с ней забрать себе под крыло, не нашлось…
Но к чему сейчас эти нотации от сестры? Все равно ничего уже не изменишь.
Знай я раньше, во что вляпаюсь, конечно, уехала бы. Но я жила тихой спокойной жизнью со своей девочкой. И совершенно не представляла, что в один день она превратится вдруг в ад, соприкасаясь с людьми, до которых мне далеко, как до звезд в темном небе.
Их мир жесток и беспощаден.
Их мир перемелет меня и косточки не оставит, как однажды это случилось уже. А хозяин этого мира найдет обязательно. Через час. Может быть, через день. Или неделю. Найдет.
В том, что он это сделает – я ни капельки не сомневаюсь. Вопрос лишь во времени.
И мне это время катастрофически нужно. Чтоб успеть спасти свою дочь.
— Ладно, — вздохнула сестра и приобняла меня, но я отстранилась. — Я пока до дома сбегаю. Возьму одежду тебе, хорошо?
Я ничего не ответила. Сухо кивнула.
Спустя еще полчаса ожидания, уже знакомая женщина-врач подошла ко мне с результатами анализов на руках.
Выражение лица сочувствующее, виноватое…
Я поднялась на онемевших ногах.
Покачала головой с полной растерянностью:
— Нет…? — прошептала я с полным обречением в голосе.
— Нет… — ответила женщина. — Я сожалею. Вы не подходите. И Ваша сестра тоже.
Я прикрыла глаза. За что все это с моей девочкой происходит? За что…?
— Что… Что мне делать теперь…?
— Мы поставим вас в очередь, — начала сотрудница больницы обыденным тоном. Видимо, она произносила такие вещи уже тысячи раз. — Но сразу оговорюсь, что она очень длинная. Некоторым приходится ждать месяцы. И… годы. Мне жаль, правда…
Она вскинула руку и прикоснулась ко мне.
— Она может не дожить…, да?
— Ее сейчас любая, даже самая незначительная инфекция, может убить…
Было понятно только одно - моему ребенку придется пройти через ад в ожидании подходящего донора.
— Вы уверены, что не сможете связаться с отцом девочки? Его нет в живых? — спросила участливо.
