В ответ на растерянный взгляд Айи я корчу забавное лицо и протягиваю ей несколько иностранных купюр.
– Шторы?
– Сейчас все увидишь, курьер уже привез!
Остолбенело поморгав, Айя открывает шкафчик и оттуда выуживает пластиковую карточку.
– Господин Шах еще в первый день велел передать тебе карту, я совершенно забыла. Она подойдет для любых оплат, а евро свои забери, пригодятся, – кивнула она на купюры на столе.
Я беру карточку в руки, рассматривая ее. Черная, с золотистой обводкой и с именем Эльмана на латинице. Для меня оставил. Неудобно, придется тогда ему евро предложить взамен всех трат, которые будут у меня по этой карте.
– А какой здесь курс к евро? – спрашиваю растерянно.
– Рублей девяносто за евро примерно, – пожимает плечами Айя. – Но господину Шаху твои деньги не нужны, Яся. Не думай предлагать, разозлится.
– Я подумаю.
Через несколько минут курьер передает шторы охране, я забираю их у Артура и тут же не без помощи лестницы принимаюсь их вешать.
А уже через час в гостиной становится намного светлее, и черные шторы ненужным полотном брошены на пол.
Айя, увидев смену декора, побледнела и запричитала:
– Ты же спрашивала у господина Шаха, верно? Он же разрешил тебе?
– Я уверена, ему понравится, – пожимаю плечами, спускаясь по лестнице. Здесь были до жути высокие потолки, а еще я боялась, что шторы придут не того размера и окажутся короткими, но получилось очень даже классно.
– Но ты же спрашивала?
– Айя, ты что-то бледная стала. Давай я помогу тебе приготовить обед и ужин для Эльмана, идем, – хватаю женщину за руку и отвожу на кухню, краем глаза любуясь новыми бежевыми шторами.
– По краю ходишь, по краю, – причитала Айя, и все утро она была сама не своя.
Как оказалось, в обязанности Айи входит и приготовление обеда с ужином, но после ее ухода я все равно решаю тоже что-нибудь приготовить, поэтому заказала продуктов с доставкой и оплатила через новую карточку.
А когда Эльман приехал домой, в доме уже вовсю пахло… подгорелыми блинами.
Что поделать, последний раз я готовила их лет в десять – и то под тщательным присмотром мамы.
– Ясмин?
Оборачиваюсь и встречаю пристальный взгляд Шаха на себе.
Он медленно направляется на кухню, по пути снимая пиджак, а я старательно отбираю уцелевшие блины, чтобы остальные незаметно выбросить, но запах уже сдает меня с поличным.
– Эльман, мне предложили место в университете, – выпаливаю на одном дыхании.
– Не понял, Ясмин. Объясни.
Он подходит ближе, рассматривая неудавшиеся блины, и я понимаю, что все провалено. Психую, подцепляю тарелку с блинами и швыряю их прочь.
– Это не мое, понимаешь?! – не выдерживаю излишне спокойного взгляда Эльмана. – Готовить, ждать, сидеть дома. Терпеть не могу. Майя предложила мне преподавать итальянский студентам в университете.
– Успокойся, Ясмин, – поджимает губы Эльман, сверкая глазами. – Ты всего три дня находишься дома.
– Я уже здесь погибаю! – развожу руками. – Мне нужно чем-нибудь заниматься.
Эльман скользит по мне тяжелым взглядом и ничего не отвечает. Разогревает себе еду из той, что оставила Айя, а меня хоть огнетушителем туши – ни блины не получились, ни шторы не заметил.
– А блины? – спрашиваю его.
– Из какой муки?
– Из обычной. Пшеничной, – резко пожимаю плечами.
– Есть не буду. Но ты молодец.
– Мука не устроила? А надо было из помола единорога сделать? – хмурюсь, прожигая его взглядом.
Я поздно понимаю, что сказала лишнее.
