Более двадцати лет это никому и никогда не удавалось, но сейчас Андреа был близок к этому как никто другой. Дочь – слабое место всех отцов.
– Я уезжаю, – говорю ему. – Опусти оружие. Это последствия, Андреа.
– Ты никуда не уйдешь. Ложись на диван, Ясмин. Если ты невинна, я заберу свои слова. Если же нет, наш брак станет для тебя адом.
– А тебе ли не все равно? – спрашиваю с иронией, устав оправдываться. – Тебе нужна была поддержка моего отца, чтобы другие главы стали считаться с твоим мнением, вот ты и положил на меня глаз. Не было большой любви, и все здесь.
Сейчас все стало еще очевиднее: ни любовью, ни уважением здесь не пахло.
Андреа взревел и стал нещадно материться, заставляя меня встрепенуться и крепче сжать металл холодными пальцами.
– Мне не нужна потаскуха в женах, чтобы меня потом все…
Задыхаюсь. От его слов, от его чуждости.
Андреа не любил меня, но я и не просила. Мне просто нужно было пристроиться. Нужно было завести семью, как и все. Большего от Андреа не просила, хотя могла, потому что взять в жены дочь Давида Романо было большой честью.
Но теперь Андреа даже слушать меня не желает, а на просьбы показать материалы – матерится и осыпает угрозами.
Приблизившись, он толкает меня пистолетом прямо на белый кожаный диван.
Я вдруг понимаю: если Андреа Вентури достает пистолет, то он обязательно выстрелит. Так папа говорил о моем женихе. Говорил с гордостью, тем более что мой жених отличался не только хорошей репутацией, но и внушительной фигурой. Папа считал, что Андреа – идеальный защитник для единственной дочки.
А теперь он поднял пистолет на меня. Папа этого не переживет.
– Меня, наверное, подставили…
Я не оправдываюсь. Я просто ищу причины не стрелять, не зарождать войну между кланами.
Я не хотела создавать проблем для своего немолодого отца.
– Вот сейчас и проверим, – отвечает Вентури.
Андреа избил меня в тот день. Бросил на диван, как куклу, но не торопился, решив сначала как следует поизмываться – он таскал меня за волосы, выворачивал руки за спину, ломая меня изнутри, но не трогая лицо снаружи – чтобы я ничего не доказала отцу. Он любыми методами заставлял меня кричать, лишь бы доказать своим людям – тем самым, пускающим сплетни, что его невеста понесла заслуженное наказание, раскаивается и, наконец, покорилась Андреа Вентури.
Он пытался в меня стрелять, оставив самое сладкое по его мнению – на потом.
Но в тот день я нажала на курок первой. Добралась до оружия, пока он купался в своем превосходстве и целился в меня как в животное, и выстрелила.
Люди Андреа, услышав выстрел, появились в зале скоропалительно.
Я выбралась оттуда чудом. Валентино в перерывах между извинениями всячески пытался донести до меня, что нам помогли неизвестные, что в доме появились люди из чужого клана, которых он не знал, что это они положили людей Вентури.
Но мне было все равно. Меня трясло, кости болели, а как вспомню, что Андреа планировал совершить насилие, и вовсе страшно мутило.
Вернувшись в отцовский особняк, я бросилась отцу в ноги, умоляя не верить в те слухи, что распускались возле дома Вентури, и в тот же день слухов больше не было. Их искоренили из уст, разносивших сплетни, потому что папа мне верил.
Я знала, что мой отец – не ангел и даже не дьявол. Он хуже. Но он справедлив – это я тоже знала.
– Прости меня, – обратилась я к отцу. – Если бы я не стреляла, все могло бы обойтись.
