– Что за Алекс? – Катрина перемещается на кровать и ложится на живот, начиная болтать ногами в воздухе.
Да уж, с этими расспросами я дойду до ванной к утру.
– Каррас.
Сестра выпучивает глаза и переворачивается на спину, хватаясь за сердце. Ну, актриса! Ей пора задуматься о театральном. По предмету «Навыки лжи» ей уже можно ставить зачет. Благодаря мне она научилась более-менее уверенно лгать. Катрину с руками и ногами оторвут с такими внешними данными и умением вживаться в любые роли. Про фантазию сестры тихо молчу! В свои пятнадцать она таскает у меня бульварные романы и воображает неземную любовь, мужчину, за которого однажды выйдет замуж.
Наивная. Как отец скажет, так и будет. Она выйдет за того, на кого Эйден ткнет пальцем. Мы не живем свою жизнь, за нас решали, решают и будут решать родители. Мама почти никакой роли не играет в этом чудовищном порабощении, но папа… Он предводитель Вакханалии.
– Ты произнесла фамилию злейшего врага. О, боже! Тебя теперь не то что зад надерут, тебя на кол посадят! А, если учитывать, что ты сказала: «Каррас» в одном белье… – Катрина прикасается ладонью ко лбу, делая вид, как мучается. – Мне страшно за тебя, сестра.
– Не прикидывайся. Ты спишь и видишь, как я умру, а ты переберешься в мою комнату.
Катрина оглядывается.
– Комната у тебя ничего, но не стоит твоей смерти. Не драматизируй.
Кто бы говорил. Мисс эмоциональность, которая трясется по поводу и без. Например, на прошлой неделе сестра полчаса плакала в мою подушку, потому что последние красные трусики с бантиками из новой коллекции урвала ее одноклассница. Цитирую: «Прямо перед самым носом. Уродка»! Мне с Джес приходилось выслушивать нытье Катрины и успокаивать вместо того, чтобы обсуждать наши секреты.
Я решаю напомнить, кто плакал в прошлый понедельник из-за двух ниток, но вовремя торможу с затеей. Если начну, от сестры покоя можно не ждать.
В ванной избавляюсь от оставшейся одежды. Вздыхаю, разглядывая свое тело в зеркале. Ненавижу его! Мало того, что оно не такое стройное, как мне хотелось бы, так его еще и грязные руки Киллиана касались. Чтоб Маккензи сдох вместе со своим папашей! На деле я не могу ничего сделать, так хотя бы разукрашу желаемую реальность в мечтах.
У нас уже был разговор с отцом по поводу Килла. Помню, как пришла к нему в слезах и, рыдая на его плече, рассказала о приставаниях Маккензи. Что сделал великий Эйден? Сквозь смех обозначил: «Это нормально, что парни пристают к девушкам». А после его двусмысленного намека: «Тебе уже пора», стало ясно одно – никто не станет меня защищать.
Не станет, если объектом моей любви не окажется человек с фамилией Каррас. Тогда отец зашевелится.
Насчет намека, я так и не поняла, что мне пора. Начать встречаться с парнями, лишиться девственности или быть изнасилованной?
Я живу в одном доме с монстром!
Тру мочалкой тело так яростно, что кожа горит. Не хочу, чтобы Маккензи остался на мне! Ненавижу его омерзительный запах дорогих духов! Если человек дерьмо, то никакой флакончик за тысячи долларов, не поможет замаскировать его сущность.
Тру, тру, тру. Бесполезно. Я все еще чувствую душок Килла на себе. На шее и груди, в которые он впивался. На талии, что он сжимал. Даже между ног я чувствую проклятого Маккензи. Это была его цель. Пока он не получит желаемое, не отстанет.
Знаю, что дура, но я подумывала расстаться с девственностью с этим уродом, лишь бы придурок отвял. Потом передумала. Я не стою такого унижения. Должен найтись способ, как отвадить от себя чокнутого. Пока я его не придумала, не нашла. Вера в то, что я найду метод, сильна.
