– Мам, а ты веришь, что у лиса глаза могут быть синими? – спросил я. – Я читал, что они у лисиц золотые или чёрные.
– Почему нет? Может, это… не такой лис, как все? А в книжках тоже иногда глупости пишут.
– Точно, мам. И знаешь… Я люблю тебя!
– И я!
– Я знаю, и я вас тоже. Так сильно, как в тех самых книжках.
– Где не пишут глупостей, – сказал Ави, доставая из-под подушки очередной том с легендами.
Но мама лишь рассмеялась и сгребла нас в объятья. У нас лучшая мама на всём свете. Мы всегда знали это. И теперь это знаете и вы.
Ночью мне снился дождь над морем. Всю ночь – только дождь и ничего больше. Только вроде молнии мелькали где-то далеко-далеко. Но ни грома, ни грозы, а молнии рыжие-рыжие. И море синее-синее. Я даже не знал, что такой синий цвет существует. Похожий на… глаза у лиса. Глубокие, манящие, как глубина. Я проснулся от шума ливня, но это лишь мама выплёскивала воду на цветы. Ави уже протирал глаза и тянулся рукой к псалтырю.
– Том, мне всю ночь дождь снился, – признался брат.
– А мне автомобиль дяди Джерарда. Помнишь, на котором он нас отвёз в порт, мы ещё тогда с ним поспорили, на сколько лошадиных сил он тянет, – соврал я.
– И он гнал эту железку так, что чуть не вылетел с пирса, – пробурчал Ави.
– Ничего подобного! Мы опаздывали!
Но вошла мама, и мы замолчали.
– Как спали? Всё хорошо? Ночью тут такой ливень прошёл…
– М-да. А вина вроде и не пили… – протянул я, вставая с постели и натягивая свои брюки. Ави промолчал: он уже был погружён в молитву. И, чмокнув его в макушку, мама вышла из комнаты.
После завтрака Ави подоил мисс Шерри, а я прополол картошку и лук.
– Сегодня после дождя дел куда меньше. Зато воздух отменный. Идите-ка гулять. И не забудьте принести винтовку.
С этими словами мама удалилась в дом и вынесла нам на блюдце здоровенный кусок пирога.
– Смотрите, чтобы по пути вы не забыли, что на блюдце должна остаться хотя бы половина, – улыбнулась она нам, но, когда мы уже отошли на десять шагов, она вдруг выбежала из дома.
– Ави! Том! Возьмите с собой книгу! Почитаете на свежем воздухе! Увидев в руках мамы очередную книжку в старом переплёте, Ави сунул мне блюдце с пирогом и рванулся к ней. Я же вдохнул ароматный пар, ещё исходивший из-под белёной ткани, которой было закрыто яство. Неужели мама успела испечь его до того, как мы проснулись? И, глядя на радостного, спешащего ко мне Ави, размахивающего увесистым томом, я только вздохнул себе в ответ. Мы ещё так плохо знали свою маму…
Всю дорогу Ави болтал, не умолкая, словно где-то в нём прорвало многолетнюю дамбу. И всё о каких-то пустяках: опять о своей схоластике, богословии, Лойоле, Августине! Господи, избави, они уже тогда были у меня в печёнке. Оба! А печёнка у меня одна. Ну да ладно. На то ведь мы и братья, чтобы доводить друг друга.
Когда мы пришли к норе, день уже разгулялся. Над полем носились ласточки и чайки. Рой бабочек кружил над цветами. Мы без труда отыскали то место, где вчера видели лиса. Словно и вправду все дороги мы помнили. Однако, опустившись на росистую траву, Ави ткнул меня в бок.
– Том, смотри!
– Ну, винтовка. Иди, бери её сюда.
– Дурак! Смотри внимательнее!
– Что сразу «дурак»?! Я что, винтовки, по-твоему, не видел?!
– Да смотри же ты: она у самой норы лежит, а я её, должно быть, в пятнадцати шагах отсюда обронил, как побежали, помнишь?
– Ну… – только и ответил я.
