Диана поплелась за Фаиной на кухню.
Но там тоже копошились полицейские, изучая напитки и еду.
– Чайку-то можно попить? – вздохнула Фаина.
– Пока нельзя, – недовольно буркнул сотрудник следственного отдела.
– Пить хочется, – жалобно протянула Фаина.
– Попейте водички из-под крана, – раздраженно ответил он. – И идите отсюда, не мешайте нам работать.
– Его что, отравили? – шепнула Диана Фаине.
Та пожала плечами.
– Не знаю, я думала, что по голове ударили, раз у него лицо в крови было.
– Если бы он умер от удара по голове, криминалисты не проверяли бы напитки и еду, – хмыкнула Диана.
– Так выходит, мы все могли отравиться, – всполошилась Фаина. – Но если он умер от отравления, то почему был в крови?
– Понятия не имею, – нахмурилась Диана. – Несчастная Сибилла у нее вся жизнь была в Ладо, как она теперь будет жить, я просто не представляю!
Остаток ночи Диана провела в особняке Сибиллы, и лишь под утро, когда полицейские уехали и увезли труп Ладо, женщины попали в спальню Сибиллы.
Пятна крови на кремовом пушистом ковре и очертания мелом указывали на место смерти Ладо. Он умер прямо под картиной с изображением матери в виде египетской пророчицы. Диана вскинула глаза на портрет Сибиллы и вздрогнула: алая одежда ясновидящей тревожно полыхала, а глаза женщины, словно живые, горели адским, зловещим огнем. Впечатлительной Диане стало жутко, она сразу вспомнила, что Сибилла говорила, что получает энергию от этого портрета, и у нее пробежали по спине мурашки от ужаса.
Диана отошла от портрета и снова взглянула на него: эффект «живых глаз» пропал. Это освещение сыграло с изображением дикую шутку и насмерть перепугало Диану. На Фаину изображение не произвело никакого впечатления, она равнодушно скользнула взглядом по картине и по пятнам крови на ковре.
– Как Ладо оказался здесь? – судорожно выдохнула Диана.
Фаина равнодушно пожала плечами.
– Понятия не имею.
– А что Сибилла говорит?
– Я у нее не спрашивала, – буркнула Фаина.
Снизу послышался стонущий, раздирающий крик Сибиллы.
– Фаина! Ты где? Иди ко мне.
Женщины торопливо спустились в зал.
Патологоанатомы сделали заключение, что Ладо умер от приема какого-то страшного, некачественного наркотика. У него резко поднялось давление, полопались сосуды, и из гортани, носа и даже из глаз хлынула кровь.
Сибилла скрывала, что Ладо был наркоманом, старалась вылечить его, но, несмотря на огромные деньги, которые она платила докторам, вылечить сына от наркомании ей так и не удалось. Кто-то из знакомых посоветовал ей отправить его на лечение в Германию, но она не успела.
Узнав о зависимости Ладо, Диана поняла, почему Сибилла хотела пристроить сына к ней. Боялась, что в случае ее смерти сыночек останется без присмотра, а в Диане она увидела надежную цитадель для сына.
В день похорон апрельское солнце словно взбесилось и мало того, что ослепительно сияло на безоблачном весеннем небосклоне, но еще и припекало, словно в июле. Казалось странно и страшно провожать в последний путь молодого, полного сил мужчину, в то время когда природа пробудилась от зимнего сна и так страстно вокруг закипела жизнь. Это было нелепо и несправедливо.
На похоронах безмолвная, потерянная Сибилла держалась за Диану. Намертво вцепившись в ее руку, она брела, пошатываясь. Печальная Диана бережно поддерживала ее.
Накаченная успокоительными средствами Сибилла не плакала. Ее потухшие глаза пугали полным отсутствием жизни.
